[kingsman fest]

8.19. Поппи/Гарри (да, в этой раскладке). Гарри, так и не вернувший себе память, каким-то образом оказывается у Поппи. Как именно и освободят ли его — на волю автора.

@темы: 8 тур, выполнено, Harry Hart, Poppy Adams

Comments

[silverspoon]

возможно (скорее всего) не то, чего хотел заказчик, и все же автор старался. драма, амнезия, условный кроссовер с фильмом "Одинокий мужчина", намек на хартвин, 1300 слов.

Исполнение 1, 1 300 слов

— Иногда мне кажется, что все кругом — декорация, — в приступе откровенности произносит Джордж, пока дымные кольца, выпускаемые Поппи в потолок, медленно тают в полутьме. — Тебе так не кажется?
— Пояснишь?
Краем глаза он видит, как она поворачивается на бок и подпирает рукой голову. Ярко-рыжие волосы стелются по полу, взгляд внимательный и обеспокоенный. Тонкая, хрупкая, изящная — тяжело представить, что именно она спасла его от кошмара неведения, придя в больницу и все рассказав. Напомнив ему, кто он. Кем был. Забрав домой и терпеливо снося его трудный характер, срывы, приступы паники и ненависти к своей дырявой памяти.
Он прерывисто вздыхает. Голова снова болит. Как болела всегда: в самом начале, в больнице, и после, в моменты, когда разум подводил его, подсовывая невероятные, неправдоподобные картинки.
Под спиной — твердый пол, одному боку тепло от потрескивающего в камине огня, а другой покрывается мурашками от холода.
Джордж закрывает лицо руками, трет, не зная, как сказать.
Это трудно.
— Тебе знакомо ощущение, будто живешь не своей жизнью? — спустя бесконечную паузу спрашивает он. — Просыпаешься с утра с тяжелой головой, трогаешь пустую глазницу, а потом вспоминаешь, что должен жить. Ты влезаешь в чужую шкуру, расправляешь складки чужой кожи поверх своей, поправляешь чужие нос и губы, приглаживаешь чужие волосы и смотришь в зеркало. И...
— Не узнаешь, — тягуче завершает Поппи, садясь. В ее взгляде — тьма и боль, и он захлебывается, падает, падает, падает. — Милый, со временем это пройдет.
— Не думаю, — отзывается он. — Не узнаешь себя, но выглядишь вполне сносно. Ты немного деревянный, но пригодный к существованию Джордж. И каждое утро...
— Милый, — вздыхает она, гладит узкой ладонью по щеке, задерживает тонкие пальцы на подбородке. — Как насчет джина?
— Я налью, — он поднимается на ноги и идет к барной стойке. — Прости.

Он не рассказывает о том, какие видит сны — не хочет пугать.
В этих страшных, тяжелых, муторных снах его зовут совсем не Джордж. Кто-то другой занимает его кожу, расправляет ее на себе, приглаживает и смотрит в зеркало — и в глазах этого человека, кем бы он ни был, Джордж видит силу, ум, отвагу и желание жить. Все то, чего нет у него.
А потом кто-то с его лицом бегает, дерется, дышит пороховым дымом и убивает с такой легкостью, будто это проще, чем сказать соседу «доброе утро».
После этих снов Джорджа переполняет странное ощущение, что он живет именно в них, этих жутких снах. А с пробуждением погружается в сон, еще более тяжелый и страшный.

— Ну, как ты, милый?
Поппи прикрывает за собой дверь, деликатно стукнув о косяк дверью. Джордж вздрагивает и безуспешно прячет пистолет. Пальцам не хватает ловкости, и это безумно его злит. Там, во снах, он управляется с оружием с достойным восхищения мастерством, а тут он слишком слаб для этого. Подсознательно он знает, как разобрать и собрать пистолет, и на это у него уходит слишком мало времени — слишком мало для профессора английской литературы, который попал под шальную пулю в церкви в Кентукки.
Разумеется, Поппи все замечает. Ее лицо мгновенно меняется, становится испуганным и отчего-то жутким.
— Откуда у тебя пистолет? — требовательно спрашивает она.
Джордж откидывает голову на подголовник кресла, в котором сидит. Сдавать Чарли, угрюмого, мрачного, изредка приходящего вместе с докторами, он не намерен.
— Это не важно, — отвечает он. — Он не заряжен. Тренирую моторику рук.
— Ее тренируют не с помощью... этого, — она приближается и вытягивает из его рук оружие.
В ее тонких пальцах пистолет смотрится уродливо, громоздко, и Джордж отводит взгляд. Поппи вынимает магазин.
— Здесь одна пуля, Джордж, — ее голос начинает дрожать.
— Правда? Не знал, — лжет он.
— Ты с ума сошел? — спрашивает она. — Я не думаю, что ты собирался убить меня или экономку. Черт, Джордж, только не говори, что мои усилия пойдут насмарку, и однажды я найду тебя с еще одной дырой в голове.
— Хорошо, не буду, — улыбается он.
Она наклоняется, прижимаясь своим лбом к его, мятно выдыхает ему в губы и отстраняется. Джордж открывает глаза.
Поппи такая бледная, что веснушки на ее лице становятся особенно яркими.

Он делит свое существование на «до» и «после». До больницы, до Поппи, до... до пустой глазницы. Он благодарен за то, что окружающий его дом меньше всего похож на больницу, но это не означает, что он действительно воспринимает это место как дом.
Это огромная палата, и за ним ведется постоянное наблюдение. Приходят неразговорчивые врачи, осматривают его, делают анализы, проверяют, ставят уколы, хмурятся или улыбаются.
Он ни разу не был снаружи, и потому даже не знает, какое сейчас время года.
У него есть только его коллекция бабочек и Поппи.

Иногда во снах он видит людей, которых не знает в этой жизни.
Видит своего ровесника — лысого, как колено, высокого, прямого и строгого. С ним, он чувствует, они были дружны, и его почему-то не хватает, хотя Джордж даже не знает его имени. В голове вспыхивает «Мерлин», но это не имя, а глупая кличка, если, конечно, она настоящая, а не плод его фантазии.
И видит другого, молодого, невысокого, с угрюмыми губами и сияющими глазами.
Каждый раз, когда Поппи, забывшись, целует его, гладит по голове или прикасается к лицу, он представляет именно это хмурое лицо.
Он чувствует себя гребаным извращенцем.
И его это совершенно не беспокоит.

Газеты ему, однако, поставляют регулярно.
Он пьет чай, читает газеты и чувствует себя почти тем Джорджем, которым должен быть. Если бы не настойчивый зуд, требующий немедленного действия, какого угодно, лишь бы не сидеть в четырех стенах, он мог бы сказать, что почти излечился.
Поппи редко завтракает вместе с ним, но в этот раз она тут и, намазывая тост маслом, слишком усердствует. Тост крошится в ее пальцах, она так крепко сжимает рукоять ножа, что костяшки бледнеют.
— Давай помогу, — вздыхает он, устав терпеть это издевательство. — Где твои манеры, я не вынесу, если ты продолжишь в том же духе.
— Посмотрите, как мы заговорили, — немедленно насмешливо тянет она. — Ну давай, преподай мне урок хороших манер. Может, расскажешь, как нужно раскладывать ножи и вилки?
Он поджимает губы, складывает газету и поднимается. Встает рядом с ней и...
Ох.
Из-под ног уходит пол, он пошатывается от головной боли, накатившей так сильно и резко, что приходится навалиться на спинку ее стула, сдвинув его с места.
— Джордж! Джордж!
Голова пульсирует такой болью, что он почти слепнет на свой единственный оставшийся глаз.
И прежде, чем упасть, прежде чем встретить затылком твердый пол, он видит другое место — просторную столовую, оживленного человека — того, молодого, из своих снов, — и то, как тот деловито кивает на разложенные перед ним столовые приборы, улыбаясь кривовато и очень легко.

Доктор увеличивает дозу прописанных ему лекарств, и головная боль слегка притупляется.
Поппи с каждым днем выглядит все хуже — нервная, раздраженная, только приходя к нему с очередной порцией джина, она становится чуть более похожей на ту, кого Джордж знает и... нет, не любит.
Не в том смысле.
Ту Поппи, что ему дорога.
Человек по имени Мерлин и тот, безымянный, который ночевал в его доме-из-сна и однажды поцеловал его, выдохнув чужое, незнакомое «Гарри», больше ему не снятся.

Однажды утром он просыпается от шума.
Лежит на своей постели, разглядывая потолок, и чутко прислушивается — шум доносится не изнутри дома, а снаружи, из-за стен. Это серии коротких громких хлопков — выстрелы, подсказывает что-то внутри, заинтересованно вскидывая голову. Словно тот человек, каждый раз во сне натягивающий его кожу, словно хорошо пошитый костюм, шевелится внутри. Только в этот раз Джордж не спит, и от этого ощущения становится жутко и неуютно.
Он спускает ноги с кровати, касается босыми ступнями ледяного пола и напряженно замирает.
Окон в его доме нет, поэтому все, что ему остается — это вслушиваться.
Вскоре к хлопкам и ударам прибавляются крики множества людей, и вот это уже точно кажется ему подозрительным.
Он быстро надевает брюки, рубашку и домашний свитер, влезает в ботинки и быстрым шагом идет к входной двери. Он знает, что она заперта, но над ней располагаются камера и динамик — на случай, если ему что-то понадобится. Он не раз пользовался ими, чтобы вызвать прислугу.
Он колотит в запертую дверь, не жалея сил, кричит в микрофон, но слышит в ответ лишь белый шум и все те же крики.
Когда он почти теряет надежду и садится на пол, откидывая назад голову, крики вдруг стихают.
— Эй! — хрипит он, ощутив вдруг прилив иррациональной надежды. — Чарли! Поппи! Кто-нибудь!
И спустя несколько секунд тишина вдруг прерывается незнакомым молодым голосом. Голос запинается и коротко спрашивает:
— Гарри?

[Лисицы потерянных снов]

Ах!..

Автор, вы прекрасны. И уж не знаю, то или не то у вас получилось, но история абсолютно прекрасна и очень-очень прямо легла как картинки-в-моей голове, хотя я точно ни о чем таком не задумывалась раньше)

Отправлено из приложения Diary.ru для Android

[silverspoon]

Лисицы потерянных снов, спасибо вам большое очень рад, что исполнение понравилось ))

[Эко Линн]

автор

[silverspoon]

Эко Линн, здорово, если понравилось спасибо!

[Инь Ян]

Отлично, спасибо!

[silverspoon]

Инь Ян, всегда пожалуйста и спасибо за отзыв!

[Фимбретиль]

спасибо за то, что сумели сочесть несочетаемое！💖 очень нравится ваш слог, простота мыслей и в то же время-глубина исследования внутреннего мира другого, "потерянного" гарри 💖💖💖

[silverspoon]

Фимбретиль, вам спасибо за приятный отзыв, очень здорово, что исполнение понравилось )) мне казалось, они и правда несочетаемы, но нет, очень даже )