[kingsman fest]

5.18. Хогвартс!АУ, Гарри и Мерлин - деканы факультетов, Эггзи ничего не знает о мире волшебников до того, как попасть в школу. Эггзи может быть как ребенком, так и юношей, пейринги на усмотрение автора).

@темы: 5 тур, выполнено, Eggsy Unwin, Harry Hart, AU/crossover, Merlin

Comments

[silverspoon]

Исполнение 1, всего 305 слов

– Профессор Харт! Добрый вечер.
Профессор зельеварения мистер Харт, декан Слизерина, обернулся к двери. Гэри Анвин по прозвищу Эггзи, семикурсник. Явился на отработку, которую получил за драку, между прочим, со старостой Слизерина.
После лабораторных работ в классе всегда остается свинарник. Харт это терпеть не может, но уже смирился с тем, что оболтусов невозможно научить аккуратности. Благо хулиганы и разгильдяи, которых можно отправить убирать класс, находятся всегда.
Сегодня это Анвин.
– Входите, мистер Анвин. Палочку сюда. Вы знаете, что делать.
Анвин положил палочку на край кафедры, снял мантию, стянул через голову джемпер, закатал рукава и принялся за работу.
Харт продолжал проверять тетради, щедро черкая страницы красными чернилами. Анвин ловко и споро наводил порядок, протирал столы, без усилий ворочал тяжелые котлы.
Харт любовался тайком.
Спортсмен, капитан Гриффиндорской команды по квиддичу, лучший загонщик школы. Слизерину не видать Кубка Школы как своих ушей, пока Анвин не окончит Хогвартс, команду он подобрал и натренировал так, что любо-дорого посмотреть.
В семнадцать лет большинство мальчишек еще тощие смешные цыплята, а этот уже красавец, развитая мускулатура, широкие плечи, сильные руки, родинка на шее под распахнутым воротником… Стоп. Нельзя.
– Что вы не поделили сегодня со старостой моего факультета, мистер Анвин?
Анвин весело улыбнулся.
– Ничего особенного, сэр, все как всегда. Чарли считает, что магглорожденным не место в Хогвартсе. Пришлось немного поправить его картину мира. В очередной раз. Признайте, сэр, он просто говнюк.
– Не выражайтесь, мистер Анвин.
– Извините, сэр.
Конечно, он совершенно не раскаивается.
– Это правда, что Шляпа предлагала распределить вас в Слизерин, а вы отказались?
– Ага.
– Почему же, мистер Анвин? Вы могли бы добиться больших успехов в Слизерине. Это открыло бы вам блестящие перспективы. И старостой сейчас наверняка были бы вы. А Чарли пришлось бы… Как там у вас говорят?
– Обтекать, сэр? – улыбнулся Анвин.
– Кхм. Да, именно так.
– Нет, сэр. Больших успехов я бы там не добился, это исключено. Я бы все равно никогда не заавадил собаку.

[silverspoon]

Автор, Вы котик так хорошо!!! но маловато(

[Котик]

Интересное исполнение

Я бы все равно никогда не заавадил собаку.

простите, не могу заткнуться: Авада это одно из трех Непростительных. После него сразу в Азкабан на пожизненное.

[zajats-zanuda]

маловато будет! маловато!
но оооочень шикарно дайте два
спасибо Автору)))))

[silverspoon]

silverspoon, Спасибо!

Котик, Барти Крауч, изображавший Хмури, показывал на уроке все три непростительных на пауках. Так что, видимо, есть исключения, не каждое применение непростительных приводит в Азкабан.

а 1

[silverspoon]

zajats-zanuda, спасибо вам!

а 1

[Котик]

Я уже не помню как точно в каноне, но Хмури был мракоборцем с почестями и странностями. Но дело вообще не в том :-) я вообще считаю, что в вашей вселенной возможно использование школьникам непростительного на щенках. Право ваше, вы же автор. Тем более что это кроссовер и вы постарались заключить реалии двух вселенных в одном флакон, что само по себе похвально. В общем надо было мне промолчать, но язык мой - враг мой. Простите, я честно не хотела обидеть или задеть. Мне правда понравилось ваше исполнение

[silverspoon]

Котик, Все в порядке, это понятный и закономерный вопрос. Я предполагаю, что испытание с собакой проходят далеко не все ученики. Оно не тайное, вряд ли тут возможно сохранить тайну, слишком много людей знает. Далеко не все считают его правильным и этичным, далеко не все соглашаются вообще его проходить, хоть это и дает доступ к каким-то плюшкам. Эггзи вот, как видим, против, не страдает из-за этого и считает свой выбор единственно верным. И, я думаю, это только для совершеннолетних, тех, кому уже стукнуло 17, т.е. тоже финальное испытание.

а 1

[Котик]

Очень интересное объяснение

[алиментарно ватсон]

Такое испытание больше подxодит юным Пожирателям смерти, ИМXО, конечно.

[silverspoon]

Кэр-Паравель, Совершенно верно. В Хогвартсе не все безоблачно, и директор там не Альбус Дамблдор, а Честер Кинг.

[moonfish]

Очень нравится только очень мало)))

[Kyokka Suigetsu]

Автор 1, здорово!=))

[Ezhen]

Классно) Очень в тему)

[silverspoon]

Я долго думала над этим и решила все-таки высказать.
Вот это "не заавадил собаку" оно звучит как пощечина. Может это мое субъективное ощущение, но оно как ведро xолодной воды, очень отрезвляющее. Здравствуйте, вы больше не в мире розовыx пони.
Я не говорю, что это плоxо. Я говорю, что так чувствую. И это чувство застигло врасплоx, на последней строчке.

[silverspoon]

moonfish, Kyokka Suigetsu, Ezhen, Спасибо!

silverspoon, Не то чтобы так и было задумано, именно как пощечина, но в этом направлении я и думала: маленький теплый мирок в одном отдельно взятом классе, а снаружи все не так безоблачно. Знаете, классное ощущение - когда закладываешь намек, на который можно и не обратить внимания, а читатель видит его, понимает и достраивает ситуацию в своей голове именно в том направлении, которое я и пыталась задать. Я люблю этот фандом.

а 1

[Андре~]

ох, как же хорошо получилось! я прям вижу это, чёрт возьми!
с собакой тоже немного напрягло, но потом почитал ваши комментарии, вспомнил про кроссовер и более-менее легло в общую картину)
спасибо, автор! хоть и было мало))

[silverspoon]

Андре~, Спасибо!
а 1

[silverspoon]

Исполнение 2

а) заказчик, простите, если что: пэйринг - Хартвин, и акцент в фике полностью на нем, Мерлина мало. Эггзи попадает в Хогвартс в 11 лет, как все маги.
б) авторов двое. авторы внезапно погрузились ну ОЧЕНЬ ГЛУБОКО

Название: День В
Пэйринг: Гарри/Эггзи
Рейтинг: R
Жанр: романс, флафф
Объем: ~26 тысяч слов
Саммари: совращение малолетних магглорожденных посредством нелегальной демонстрации палочек.

Примечания авторов: имя Мерлина, «Септимус» - имя персонажа Марка Стронга из фильма «Звездная Пыль». Донна Шеридан и Софи - персонажи фильма «Мамма Миа» 000. Приползите в фандом Мерил Стрип!. Виктор Ричардсон - персонаж Колина Моргана в фильме «Заветы юности», где они вместе снимались с Тароном Эджертоном, при этом выглядит он как Джетро (его персонаж из эпизода сериала «Доктор Кто»). Элджернон - естественно, Руперт Эверетт, потому что без него никуда. Больше кроссоверов туру кроссоверов!

А вообще, фик полностью вписан в канон «Гарри Поттера». Прямо-таки можно сказать, что знакомство с каноном обязательно Вы знали, что Гарри Харт того же года рождения, что Джеймс Поттер и прочие мародеры? Магический мир никогда не будет прежним.

Энивей,

* * *

День В

Пролог

* * *

Ли Анвин погиб на Рождество девяносто седьмого года.

Все произошло слишком внезапно. Гарри не успел сориентироваться. Казалось, совсем недавно «Пророк» печатал разоблачающие статьи о юном Поттере, и не было ни единой объективной причины верить россказням пятнадцатилетнего подростка, несмотря на то, что Альбус Дамблдор подтверждал его слова; Гарри всегда считал старого директора эксцентричным, мягко говоря. Даже после того, как «Пророк» признал свою ошибку, Гарри долгое время не видел поводов для паники. Да, случаи убийств при помощи темной магии участились; бесспорно, за ними стояли бывшие Пожиратели Смерти. Ему, как аврору, это только добавляло работы.

Все шло своим чередом, а потом Альбус Дамблдор был убит прямо в Хогвартсе. И вскоре в Министерстве Магии все перевернулось: объявили регистрацию магглорожденных, начались досмотры в Аврорате и Визенгамоте и повальные увольнения приближенных Министра – или же использование на них заклятья Империус.

Прошлую войну Гарри помнил плохо. Ему было шестнадцать, когда он уехал из Англии. Он даже не закончил шестой курс Хогвартса. Над страной нависла угроза войны, и его родители, не желая примыкать к лагерю радикально-чистокровных или, хуже того, принимать сторону магглорожденных, поспешили продать фамильный дом и приобрести имущество во Франции. Не они первые, не они последние.

Гарри терпеть не мог Шармбатон, ненавидел, что приходится расставаться с друзьями и парнем, но в глубине души понимал решение родителей. В школе он не раз сталкивался с противостоянием будущих Пожирателей Смерти и будущего Ордена Феникса – Северус Снейп и Сириус Блэк приходили на ум в первую очередь – и, как и его мать, не испытывал к обоим лагерям ничего, кроме раздражения. Тем не менее, в Хогвартсе он был старостой Рейвенкло, отлично успевал по всем предметам, имел неограниченный доступ в Запретную секцию библиотеки и постоянные отношения; в Шармбатоне все пришлось начинать с нуля.

Потом случилось лето в Греции и Донна Шеридан. Гарри вырос. Вернулся в Англию, пошел работать Манипулятором Памяти в Министерство. Выучился на аврора, сделал карьеру. А потом над Англией снова нависла угроза войны.

Ли Анвин был лучшим Манипулятором Памяти Аврората после самого Гарри. Гарри лично тренировал его в аврорской школе. Впоследствии они сдружились и отлично сработались. Разошлись только перед самой войной: Гарри не верил, что Тот-Кого-Нельзя-Называть жив и планирует вернуться к власти, а Ли утверждал обратное.

Он предвзят, говорил себе Гарри: Ли боится за магглу-жену и маленького сына, что вполне закономерно. Не значит, что он прав.

В сентябре Ли присоединился к Ордену Феникса. В декабре он погиб.

Гарри допустил ошибку.

* * *

[silverspoon]

День В

* * *

Гарри сразу замечает фамилию «Анвин» среди вороха писем на столе директора МакГонагалл.

– Директор, я пас, – немедленно говорит Мерлин. – Будет лучше, если этим займутся настоящие маги, если вы понимаете, о чем я.

Гарри криво усмехается. Септимус Мерлин, его старый друг и бывший коллега по Аврорату, присоединился к штату Хогвартса в тот же год, что и Гарри, после окончания войны, и взял на себя должность декана Гриффиндора и преподавателя Защиты от Темных Сил. Его имя и фамилия звучат настолько утрированно магически, что никому не приходит в голову, что он может быть магглорожденным: соответственно, Мерлин не упускает ни единой возможности ткнуть окружающих носом в свое происхождение.

– Что ж, – директор МакГонагалл справляется с улыбкой и скептически поджимает губы. – Профессор Харт, профессор Спраут, профессор Слагхорн, я надеюсь на ваше сотрудничество этим летом.

Обязательные личные визиты ко всем будущим магам и ведьмам, растущим в маггловских семьях – часть новой политики школы, введенной мадам МакГонагалл после войны. Гарри ее, в целом, одобряет. Не в последнюю очередь потому, что теперь каждое лето ему выпадает шанс облачиться в маггловскую одежду.

Он ненавязчивым взмахом палочки призывает пачку писем и перебирает конверты. Гэри Анвин. Гэри. Имя ни о чем Гарри не говорит.

В памяти всплывает вечер в «Дырявом Котле» после работы: «Мы зовем его Эггзи. Да, я знаю, дурацкое прозвище, но прилипло – хоть ты тресни. Отказывается отзываться на что-либо еще».

* * *

Гарри поправляет воротник рубашки, одергивает полы пиджака и опирается на ручку высокого зонта, который сотворил вокруг своей палочки: аврорская привычка не выпускать оружие из рук ни на секунду сильна в нем до сих пор, а зонт – идеальный камуфляж в немагическом районе.

Спортивная площадка, где одиннадцатилетний Гэри Анвин проводит каждое воскресенье после тренировки по гимнастике, почти пуста. Гарри наблюдает за игрой четверых мальчишек. «Игра» с каждой минутой все больше напоминает потасовку.

– Да пошел ты! – Гэри показывает два пальца одному из соперников и, недолго думая, спрыгивает на асфальт с двадцати футов. Будь на его месте маггл, он с высокой вероятностью сломал бы обе ноги – но Гэри плавно пикирует на асфальт, заливисто смеясь.

Значит, он уже умеет контролировать свою магию. Это может быть как плюсом, так и минусом в дальнейшем.

– Гэри! – окликает Гарри мальчишку. Тот даже не поворачивает головы: продолжает смотреть снизу вверх на обидчиков, улыбаясь от уха до уха.

– Гэри! – еще раз зовет Гарри. Никакой реакции.

– Эггзи, – говорит он, подходя поближе.

Мальчишка немедленно оборачивается. Щурится оценивающе, перекидывая рюкзак с одного плеча на другое.

– Вам чего?

– Меня зовут Гарри Харт. Я – тренер по гимнастике из средней школы. Мистер Хадсон сказал, что тебя можно найти здесь. Я хочу поговорить о твоем будущем.

* * *

– Значит, вы знали моего отца, – Эггзи ковыряет картошкой соус. Он уже справился с Биг Маком и почти допил большой стакан кока-колы; он не впечатлен выбором места для ужина, что удивляет Гарри: его опыт общения с магглорожденными детьми показывает, что Макдональдс – идеальное заведение для первого разговора о магии.

– Мы работали вместе, верно.

– Где? Вы – тренер по гимнастике. Мой отец был военным.

– Не совсем так.

Модификация памяти не только не рассеялась, но и не ослабла после смерти Ли. Гарри им гордится.

– «Не совсем так» – это как?

Гарри вертит в пальцах ломтик картошки под подозрительным взглядом мальчишки. Тот не доверяет незнакомцу в дорогом костюме. Гарри просчитался; со стороны Ли было весьма разумно спрятать свою семью в неприметном, не самом благополучном районе.

– Я видел, как ты спрыгнул с той горки, – говорит он. – Приличная высота. А ты даже не споткнулся.

Эггзи отводит взгляд. Закрывается. Однако ему не страшно и не стыдно – либо он хорошо умеет скрывать свои способности, либо магия проявляется достаточно редко, чтобы считать чудеса случайными.

– Скажи мне, Эггзи, с тобой происходит еще что-нибудь... странное? Что-то, чего ты не можешь объяснить? – спрашивает Гарри.

– Откуда вы знаете моего отца? – мальчик упрямо выставляет подбородок вперед.

– Я уже сказал: мы работали вместе. Он много рассказывал о тебе. Пожалуйста, Эггзи, ответь на мой вопрос. Обещаю, я все объясню.

Эггзи молчит. Гарри ждет. Если ему не удастся ничего добиться от мальчика, придется нанести визит его матери и попытаться развеять чары Забвения. Возможно, с этого следовало и начать, но вмешательство в чужую работу с памятью – дело рискованное, и при прочих равных…

– У меня был снежный шар, знаете, такой, с городом внутри. Мама говорит, что мне его папа подарил, ну, до того, как он… умер.

– И что случилось с этим шаром, Эггзи? Он взорвался? Или внезапно исчез?

– Нет. Он... Однажды снег в нем просто пошел. Я его не трогал, не переворачивал, а снег шел.

Гарри кивает. Эггзи смотрит на него все с тем же недоверием. Жалеет, наверное, что разболтал свой секрет непонятно кому. Интересно, а если все-таки попробовать повлиять на его память… Сколько лет ему тогда было? Пять? Вспомнит ли он, что отец носил мантию вместо формы и использовал палочку вместо винтовки?

Гарри сам не знает, какого черта ему приходит в голову именно сейчас нарушить все мыслимые и немыслимые правила. Может, в память о Ли, а может, из-за того, что Эггзи – шестой ребенок на этой неделе, и Гарри порядком устал повторять одно и то же. Наглядная демонстрация куда эффективнее. А еще ему почему-то очень хочется завоевать доверие этого мальчишки.

Он отодвигает подносы и кладет на стол свой зонт. Касается ручки – и зонт исчезает, оставляя на потертом пластике палочку.

Эггзи широко открывает рот. Гарри улыбается уголками губ, говорит:

– Следи за моей рукой, – и подносы, сталкиваясь в воздухе и разбрасывая на пол картошку, улетают по направлению к мусорному контейнеру.

Людей в зале немного, но Гарри боковым зрением видит, что девушки за соседним столиком вскочили на ноги и во все глаза уставились на них.

– Обливиэйт, – спокойно говорит он, направляя на них палочку. – Простите, мисс, вам показалось.

Взмах – картошка исчезает с пола. Еще взмах – пластмассовый клоун у дверей машет Эггзи рукой. Третий взмах – все столы в зале окрашиваются в синий (рейвенкловского оттенка, разумеется). И снова: Обливиэйт, Обливиэйт, Обливиэйт – самое привычное, до отвращения легко слетающее с языка заклинание.

– Меня глючит, – выдавливает Эггзи, каким-то образом ни на секунду не закрывая рта.

– Отнюдь. Хочешь попробовать?

Разумеется, Эггзи хочет.

* * *

Мерлин говорит, что по нему Азкабан плачет.

– Я еще не настолько отчаялся, чтобы целоваться с дементорами, – отмахивается Гарри.

Донна смеется, взмахом палочки добавляет к вывеске «Вилла Донна: Хогсмид» веское «Закрыто на частный банкет» и призывает три стакана.

– Предлагаю тост, – говорит она. – За совращение малолетних магглорожденных посредством нелегальной демонстрации палочек.

Иногда Гарри тешит себя мыслью, что у них с Донной все могло сложиться иначе. Вероятнее всего, через год совместной жизни они убили бы друг друга (и Донна великолепно справилась бы без Непростительных проклятий, которые никогда ей толком не давались), но этот год был бы очень, очень веселым.

Гарри смеривает ее неодобрительным взглядом, но от виски не отказывается.

– Он не магглорожденный. Ли был магом.

– Пара заклинаний для ясности – ладно. Но ты можешь мне объяснить, зачем дал свою палочку ему в руки? Он мог все здание дотла спалить. Да что там здание – всю улицу!

Мерлин, разумеется, прав. Гарри пожимает плечами. Перед глазами до сих пор стоит радостная улыбка Эггзи, которой тот наградил его, когда у него получилось левитировать пакетик соуса с одного стола на другой.

* * *

Гарри иррационально надеется, что Эггзи попадет в Рейвенкло. Однако Шляпа считает иначе.

Эггзи, впрочем, недоволен разве что тем, что оказался на одном факультете с Чарли Хескеттом, с которым еще до Церемонии Распределения едва не ввязался в драку.

Роксанна Мортон машет ему из-за гриффиндорского стола, и они обмениваются грустными улыбками; Гарри надеется, что нынешняя подчеркнутая не-вражда между Гриффиндором и Слизерином позволит им сохранить начавшуюся в поезде дружбу.

Он перехватывает взгляд мальчишки – тот сразу же вскидывает руки, машет ему, едва не подскакивает на месте. Гарри не сдерживает улыбки.

Если директор МакГонагалл и задается вопросом, почему из всех детей, которых Гарри обошел за лето с письмами из Хогвартса, только Гэри Анвин проявляет такую бурную радость при виде знакомого профессора, она ничего ему не говорит.

* * *

[silverspoon]

К Рождеству Гарри чувствует себя то ли лучшим другом одиннадцатилетнего пацана, то ли его же любимой тетушкой: он в курсе каждого значимого события и каждой несущественной детали жизни Эггзи.

Первый урок трансфигурации у первокурсников Слизерина – во второй половине дня во вторник. Прошло меньше суток, как Эггзи в Хогвартсе, а они успевают пообщаться уже три раза. Вернее сказать, Эггзи успевает: во время завтрака он подходит к столу учителей, чтобы поздороваться и – неожиданное проявление хороших манер – пожелать приятного аппетита. Во время обеда удивленно спрашивает: «А почему вы не сказали, что вы декан? Было бы здорово попасть на ваш факультет, наверное». Сразу же после урока – и практически успешных попыток трансформировать зубочистку – радостно информирует, что на следующей неделе их будут учить летать на метле. Гарри советует ему беречь шею и выгоняет из кабинета, потому что перемена практически закончилась.

После второго занятия Эггзи снова задерживается в кабинете и уточняет, действительно ли не к нему одному приходил профессор Харт этим летом с письмом. Получив утвердительный ответ, он о чем-то задумывается, а потом важно кивает:

– Вы не волнуйтесь, я помню, что не должен никому рассказывать про вашу палочку.

И так – каждый день.

– Почему ты его не осадишь? – спрашивает Мерлин.

Они распивают подаренный Донной на Рождество виски; сама Донна уехала погостить к дочери. Гарри немного жалеет, что он не родной отец Софи. И, хотя лето девяносто восьмого года, когда он получил неожиданную сову с приглашением на свадьбу дочери Донны Шеридан, было не лучшим временем для возобновления отношений со старой знакомой, он ни секунды не жалеет, что поехал тогда в Грецию.

– Долей, – Гарри кивает на бутылку. По факту они пьют чай, но завтра первый день каникул, поэтому соотношение чая и виски в их чашках все больше выигрывает в пользу последнего.

– Ты ему в няньки не нанимался, – продолжает Мерлин. – У него есть друзья и родная мать.

– Есть. Но он мне нравится. Немного навязчив, да, но не настолько, чтобы грубить ребенку, – Гарри расстегивает несколько верхних пуговиц на мантии и произносит мысленный тост в память о Ли Анвине. Выпивает виски-чай в один глоток. – К тому же, когда я попытался намекнуть, что у него есть еще и декан, он заявил, что Слагхорн слишком стар, и ему с ним скучно.

Мерлин чуть не давится чаем.

– Мелкий паршивец! Горация бы инфаркт хватил. Надеюсь, он никогда не узнает, что новобранцы Слизерина считают его скучным.

Гарри усмехается. Он разделяет мнение Эггзи, но предпочитает смолчать: Слагхорн помог Мерлину получить назначение из Аврората в Отдел Тайн, когда беготня за темными магами ему окончательно опостылела. Честно говоря, Гарри надеется, что Слагхорн возьмет и Эггзи под свое крыло, когда придет время. Скука скукой, но связи старика могут быть ему полезны.

* * *

К концу учебного года он знает об Эггзи больше, чем о самом лучшем друге. Какая у него палочка (сердечная жила дракона, одиннадцать и три четверти дюйма, из виноградной лозы, гибкая!), предпочтения в еде (колбаски в остром соусе и печеные картофельные дольки, НЕНАВИЖУ тыквенный сок), любимый предмет (Чары! простите, профессор), мечту всей жизни (Хочу быть главным колдомедиком в клинике Святого Мунго!)… Он помнит все – сиюминутные признания, серьезные рассуждения (в основном о квиддиче), довольные улыбки и обиженные гримасы. Знает, что девяносто процентов информации потеряет актуальность через несколько недель, и все равно – запоминает. Гарри не любит забывать.

* * *

Второй курс Эггзи начинает с наказания.

Гарри лично ловит его в коридоре после отбоя. Тот крадется в сторону библиотеки. Это – их первая встреча после каникул (собственную сдержанную улыбку в ответ на радостные махания во время пира первого сентября Гарри не считает), и Эггзи выглядит чертовски раздосадованным сложившимися обстоятельствами. Он пытается сказать что-то в свое оправдание, но Гарри его не слушает. Если честно, он расстроен не меньше мальчишки.

– Радуйтесь, что вы попались мне, а не Филчу или директору МакГонагалл, мистер Анвин. Двадцать баллов со Слизерина. А завтра в восемь придете ко мне в кабинет, я назначу вам отработку.

На следующий день, когда Эггзи под его присмотром разделяет на два аквариума лягушек, предназначенных для следующего урока трансфигурации, выясняется, что виноват во всем Чарли Хескетт.

– Он сказал, что все постоянно лазают в Запретную секцию, сэр! И что я – трус и дебил, если этого еще не сделал.

– Откровенная провокация, мистер Анвин. Меня удивляет, что вы на такое среагировали, – Гарри действительно удивлен. Ему казалось, что Эггзи не так просто взять на слабо. Что он сам предпринял попытку пробраться в Запретную секцию еще на первом курсе, не имеет совершенно никакого значения; к тому же, его интересовали именно книги, а не возможность доказать кому-то, что он смельчак.

– Чарли вообще урод тот еще, – Эггзи злится: так тщательно натирает губкой стенку одного из аквариумов, будто хочет продавить стекло.

– Не стоит опускаться до оскорблений, если не хотите, чтобы я снял еще десять баллов с вашего факультета. И, поверьте, у меня достаточно грязных аквариумов, чтобы вам хватило на месяц.

Эггзи надувает губы, молчит. Гарри думает, что все могло быть хуже, по крайней мере, на первом курсе. Если бы визит Анвинам выпал на долю Помоны или Горация, Эггзи все, включая его самого, считали бы на момент Церемонии Распределения магглорожденным – не самая выгодная характеристика для факультета Слизерин даже в нынешние времена. А так... Чарли Хескетт попросту бесит Эггзи достаточно сильно, чтобы упомянуть его имя преподавателю; вообще-то, нетипично для слизеринца – «стучать на своих».

Или же... Дело не в этом. Возможно, Эггзи доверяет Гарри достаточно, чтобы назвать истинную причину своих прегрешений.

Гарри не знает, как к такому доверию относиться. Причем он сам это начал – год с хвостом назад, в полупустом Макдональдсе.

Его не напрягает близкое общение с мальчишкой. Просто он не привык говорить с учениками о чем-то, кроме учебы. Он согласился занять должность профессора трансфигурации (и впоследствии, когда Флитвик, жалуясь на здоровье, вышел на пенсию – декана Рейвенкло) в первую очередь потому, что ему импонировала политика директора МакГонагалл, выгодно отличающаяся от политики покойного Альбуса Дамблдора: не считая первичного знакомства магглорожденных с магическим миром, не вмешиваться в семейные дела подопечных, не проявлять повышенное внимание к их личной жизни. Поддерживать профессиональную дистанцию, но всегда отвечать на грамотные, заданные по существу вопросы и следить за тем, чтобы у студентов был доступ ко всей информации об учебном процессе и карьерных перспективах.

В Рейвенкло этот подход работает блестяще. Гарри иногда даже посещает кружки и факультативы, основанные особенно активными юными магами и ведьмами, и с удовольствием наблюдает за тем, как они справляются с поставленными самим себе задачами. Однако Эггзи не в Рейвенкло. Слизеринцам, несмотря на репутацию скрытных и расчетливых, требуется несколько больше... участия, очевидно. До похвал Эггзи уж точно жаден совершенно по-слизерински.

Самое смешное, что все, начиная с самого Эггзи и заканчивая мадам МакГонагалл, считают мальчишку его, Гарри, протеже. Такая расстановка статусов больше подходит Слагхорну, и Гарри неуютно от мысли, что он может быть похож на этого паука. При всем уважении к его связям и талантам в зельеварении.

Тем не менее. Слизеринский подход. Нужно это учитывать.

– Эггзи, подойди на секунду.

Эггзи радостно сбрасывает грязного головастика в ближайший аквариум и вытирает руки о подол мантии. Ему нравится, когда Гарри обращается к нему так, как обращаются к нему друзья. Разумеется.

– Достань палочку, – говорит Гарри. – Что ты знаешь о заклинании Молчания? Профессор Мерлин, насколько я помню, намеревается включить его в программу третьего курса, однако ты читаешь достаточно…

На Рождество, перед отъездом домой, Эггзи дарит ему подарок. Всего лишь коробку шоколадных котлов, но Гарри растроган и чувствует себя неудобно: ему и в голову не пришло озаботиться подарком для Эггзи. Он все еще усиленно пытается сохранить дистанцию учитель-ученик, о чем время от времени приходится напоминать, собственно, ученику. Кажется, если бы он дал Эггзи волю – тот дружественно хлопал бы его по плечу при каждой встрече или, учитывая немаленькую разницу в росте, пихал бы локтем в бок, как Роксанну.

В первый день каникул, стараясь не думать о завывающем ледяном ветре, Гарри заматывается в шарф и отправляется в Хогсмид, где скупает, наверное, четверть «Сладкого королевства». Пиклз III смотрит на него неодобрительно, когда Гарри выводит адрес Эггзи на внушительном свертке, но смиренно позволяет привязать его и открытку для Мишель Анвин к лапе. Он должен успеть как раз к Рождеству.

* * *

[silverspoon]

К третьему курсу у Эггзи наконец появляется постоянная компания на собственном факультете, когда как прежде он проводил все свободное время с мисс Мортон и ее друзьями-гриффиндорцами. Он быстро становится лидером этой компании, вследствие чего соперничество с Чарли Хескеттом перерастает едва ли не в войну кланов. Гарри это забавляет, и он продолжает во время неизбежных отработок показывать Эггзи полезные заклинания и проклятья, которыми тот потом впечатляет Мерлина на уроках Защиты.

В слизеринском подходе есть свои прелести. Гарри убеждает себя, что тем самым продолжает следовать политике директора по упразднению межфакультетской вражды.

«Помните Северуса Снейпа», – несколько раз повторил Гарри Поттер в своем последнем интервью «Квибблеру», и директор, зачитав интервью вслух первого сентября, добавила от себя несколько весьма веских слов на следующий день, в преподавательской. «Мы принадлежим к старому поколению, – сказала она. – Тем временем, в школе уже не осталось ни одного ученика, кто помнил бы Хогвартс таким, каким он был во время войны. Нам нужно меняться вместе с ними». Гарри с ней, в принципе, согласен. Однако в первую очередь он думает не о своем факультете и не о Хогвартсе в целом, а об Эггзи – о том, что ему, наверное, неплохо бы знать, в каком мире он живет. Знать все о злодеях и героях магической Британии. Не только сухие факты.

– Вы выписываете «Квибблер», мистер Анвин? – спрашивает он, откладывая в сторону очередное проверенное эссе по анимагической трансформации.

– В этом году начал, – Эггзи важно кивает с видом ребенка, который совсем недавно начал считать себя взрослым. А потом он вдруг краснеет. – Профессор Харт… Вы же были аврором?

– Был.

– А у вас… у вас остались в Аврорате друзья или, ну, знакомые? – Эггзи засовывает руки глубоко в карманы мантии, смотрит на Гарри исподлобья. И Гарри наконец понимает:

– Вы хотите знать, знаком ли я с Гарри Поттером.

– Ну… Да.

– Не хочу вас разочаровывать, но – нет. Не имею такой чести. Я не состоял в Ордене Феникса во время войны, а к тому моменту, как он поступил в Аврорат, я уже подал в отставку.

– Просто… Он такой крутой, – и Эггзи выплескивает на него десятиминутный монолог, в котором перечисляет все достижения Мальчика-Который-Выжил и почему он ну вот просто обязан получить его автограф, а еще лучше – познакомиться с ним лично. Кажется, Гарри немного опоздал с благим намерением снабдить мальчишку контекстом современной истории.

– У нас есть общие знакомые, я посмотрю, что можно сделать, – старательно сдерживая смех, обещает он. Эггзи одаривает его ослепительной улыбкой, а потом резко серьезнеет, стыдясь своего выплеска, и продолжает подчеркнуто спокойно трансфигурировать мышей, оставшихся от первокурсников, обратно в зубочистки. Это – не отработка: он вызвался помочь, уверив Гарри, что у него есть свободное время. Расчетливый маленький слизеринский засранец.

Гарри возвращается к проверке эссе, но не может сосредоточиться. Эггзи не просто делает вид, что он теперь взрослый: он действительно вырос. Стал изъясняться четче. Прибавил в росте и весе. В прошлом году ему не удалось попасть в команду Слизерина по квиддичу – второкурсников в принципе принимают редко, если не считать позиции ловца, которая Эггзи не прельщает, – но в этом году у него есть все шансы.

Гарри усилием воли заставляет себя абстрагироваться от образа недоверчивого ребенка из Макдональдса, заменяет его нынешним: почти подростком, настоящим магом, а не магглом, пользующимся тайными трюками, чтобы обдурить одноклассников. Получается на удивление легко, и с этого момента он начинает по-настоящему общаться с Эггзи. Задавать ему вопросы, а не просто выслушивать бесконечные потоки информации.

* * *

Проходит пара недель, и Донна принимается донимать его странными замечаниями. Например, что он «из самовлюбленного, вечно опаздывающего сухаря превратился в человека». Донна, признаться честно, не одна. В первый раз он слышит это вообще от Софи, заехавшей погостить в Хогсмид с мужем: Гарри подходит к бару за новой кружкой темного эля, и Софи встает на цыпочки, треплет его по волосам и заявляет, что не видела его таким со свадьбы матери.

В девяносто восьмом, отвечая положительно на приглашение на свадьбу, Гарри просто хотел отдохнуть. Война закончилась, он официально уволился из Аврората, и ему очень нужно было отвлечься, выбросить полностью из головы злосчастное четырнадцатое февраля. К тому же, прошло достаточно лет, чтобы его чувства к Донне превратились в нежную ностальгию по молодости.

Тогда, в семнадцать, он влюбился в нее по уши. В первый – и в последний – раз влюбился в женщину. Она была старше, носила исключительно маггловскую одежду и, как могла, бунтовала против чистокровных родителей, сбежавших из Англии во Францию, как и семья Хартов: у них было столько общего. Они говорили часами, не уставая. Гарри, не раздумывая ни секунды, рванул за ней в Грецию.

Донна безжалостно порвала с ним через месяц.

Сейчас он знает, что на тот момент она уже поняла, что беременна, и ее родители, уверенные, что ребенок принадлежит какому-то магглу, лишили ее наследства. А Донна, конечно же, приняла решение оставить ребенка и воспитать его сама, не полагаясь ни на чью помощь. Как типичная гриффиндорка.

Гарри вспоминает Роксанну Мортон и ее крепкую дружбу с Эггзи. Невольно сравнивает эти отношения с собственными отношениями с Донной. Не хочет думать о том, что у Эггзи есть шанс перевести их в иное русло.

Эггзи тринадцать. Эггзи сраных тринадцать лет, и его взяли в команду Слизерина по квиддичу, о чем он сообщает Гарри в девять утра на трансфигурации; звонок уже прозвенел, но он, очевидно, попросту не может сдержаться: «Профессор, я теперь вратарь Слизерина!» – и продолжает улыбаться от уха до уха под презрительные перешептывания Чарли и его компании. Он, судя по всему, обошел одного из них, а то и всех, в борьбе за место в команде.

Гарри в очередной раз восхищается тем, насколько естественно мальчишка смотрится в Слизерине. Восхищается не-слизеринскими качествами, проступающими на фоне хитрости, верткости и амбиций. Он улыбается Эггзи и поздравляет его, забыв о том, что, вообще-то, стоило бы осадить класс и начать урок.

До первого матча он не видел, как Эггзи летает – как правило, расписание, личные планы и остатки профессиональной этики не позволяли ему посещать тренировки факультета-соперника. Знает, что это неплохо у парня получается, что он любит летать, вот и все. И что Роксанна, которая летать терпеть не может, отдала ему «во временное пользование» подаренную ей к новому учебному году гоночную метлу (об этом Эггзи тоже счел нужным доложить ему прямо на уроке; Гарри снял с него пять баллов за болтовню; Эггзи дулся до самого звонка).

Рейвенкло забивает Слизерину всего четыре мяча. Гарри, вообще-то, не полагается иметь фаворитов, и тем более не пристало болеть за чужой факультет. Но он безумно, чертовски гордится Эггзи, не сводит с него глаз всю игру: из него получился отменный вратарь. Он уверенно держится на метле, он собран, внимателен. Иногда даже берет на себя координирование работы загонщиков, что, вообще-то, входит в обязанности капитана. И навыки маггловской гимнастики определенно идут ему на руку.

После матча, проводив поникшую команду Рейвенкло в замок, Гарри отправляется прямиком к Донне и вливает в себя треть бутылки Огневиски за десять минут.

Эггзи весной – в апреле, третьего – стукнет четырнадцать.

Гарри в четырнадцать впервые поцеловался. Впервые задумался о том, что он отличается от одноклассников. Впервые... А, к черту, сравнивать бесполезно: иное время, абсолютно другой характер, другое воспитание, другой факультет, в конце концов. Все – другое.

Гарри понимает, что он, как и его родители в свое время, прикладывает достаточно усилий, чтобы абстрагироваться от внутренней кухни магического сообщества. Он выполняет свой долг – не более того. «Ограниченность и чрезмерность, – любила говорить его мать, потомственная рейвенкловка, – вот – бич современного мага. Не то чтобы я не была согласна с принципами идеологии чистоты крови – в конце концов, союз мага с магом с более высокой вероятностью воспроизведет на свет мага, чем союз с мага с магглом. Но радикалы... Они утомляют, не правда ли?»

В семнадцать лет Гарри ненавидел Францию. Зато обожал маггловскую одежду и музыку. И он еще в одиннадцать уяснил, что родители готовы простить ему многое – до тех пор, пока он не переступает мифических границ «ограниченности и чрезмерности». Сбежав тем летом в Грецию, он считал, что бунтует, вырывается из этих самых границ. Смешно.

Теперь он взрослый. Еще не старый, но старость, определенно, уже маячит на горизонте, если он начал философствовать о прошлом. А Эггзи принадлежит к совершенно новому поколению магов – к поколению, которому вообще не требуются границы.

Гарри восхищается им, поражается ему. Хочет увидеть, кем он вырастет; хочет наблюдать за этим процессом. Быть рядом. Быть ближе.

Блядь.

* * *

[silverspoon]

На четвертом курсе Эггзи практически поселяется в кабинете Гарри. Он постоянно вляпывается в какие-то неприятности, дерзит на уроках, несколько раз дерется с однокурсниками. Гарри задается вопросом, почему все отработки происходят в его кабинете, почему декан факультета не занимается этой проблемой. Но Слагхорн утверждает, что Эггзи – «замечательно талантливый мальчик, может, иногда чрезмерно активный, но добрый, уверяю!», и на следующий же день приглашает Эггзи в свой клуб.

Гарри смиряется с мыслью, что это он сам так влияет на Эггзи. Каким-то образом вынуждает нарушать все правила одновременно. Что еще тогда, в Макдональдсе, заразил дурным примером на свою же голову.

Наверное, он слишком мягок с ним, наверное, ему не хватает строгости, думает Гарри каждый раз, когда снимает очередные баллы и старается не смотреть в полные обиды глаза.

А потом Мерлин, в его наглой саркастичной манере и с не менее наглым акцентом, сообщает, что юный Анвин ведет себя так только в присутствии профессора трансфигурации Гарри Харта. Что на уроках Защиты от Темных Сил он по-прежнему прилежен. Что избегает конфликтов с одноклассниками с поистине слизеринским мастерством. Что он в сто раз хитрее тех, с кем ввязывается в драки, и что Чарли Хескетт едва ли не кончает от возможности наконец-то дорваться до дуэли с Эггзи (формулировка Мерлина, в точности до буквы), но это удовольствие позволено ему только в том случае, если Гарри проходит мимо компании слизеринцев в коридоре замка.

– Перед тобой выебывается, – подытоживает Донна.

– Кто бы мог подумать, что сынок Ли окажется геронтофилом, – скалится Мерлин.

– Поговорите, пожалуйста, с мистером Анвином, – тактично требует директор МакГонагалл, – вас он наверняка послушает.

Гарри понятия не имеет, что ему сказать. Он не верит в перечисленные друзьями и коллегами причины, считает, что они издеваются – даже директор. Он сам в четырнадцать вел себя черт знает как. Одни эксперименты с прическами чего стоили.

Другое время, Гарри. Другое время.

Будь на месте Эггзи кто угодно другой, проблема исчерпала бы сама себя.

– Задержись, Эггзи, – просит он. До Рождественских каникул неделя, и тянуть больше некуда. Директор его трансфигурирует в бобтейла, если он ничего не предпримет.

Эггзи на секунду улыбается, забыв о том, что за сегодняшний урок Гарри снял с него двадцать баллов за плохое поведение, но не наградил за успешно выполненное задание даже пятью. Потом вспоминает и корчит злобную рожу, но сердце Гарри уже бьется бладжером в грудную клетку: дерьмо, вот же дерьмо, они все были правы, а я – каким образом я это упустил?

– Мистер Анвин, – поправляется он, как только дверь за последним слизеринцем закрывается. – Вы знаете, на каком факультете я учился, когда был в Хогвартсе?

Удивительно, что раньше у них об этом не заходила речь. Наверное, потому, что Гарри все-таки мало говорил о себе, больше слушал, вставляя веские комментарии и прицельно преподавая урок за уроком.

– Нет, – мотает головой Эггзи. Он бросает сумку на пол и разваливается на стуле за первой партой, как будто планирует остаться надолго.

– Рейвенкло.

– О.

– Вас это удивляет?

– Да... нет, честно говоря, я так и думал. Вы же декан Рейвенкло, все логично. А...

– ...почему это важно?

Эггзи кивает. Краснеет слегка – он стыдится того факта, что впитал от некоторых одноклассников вышедшее несколько лет назад из моды суждение о человеке по факультету, на котором тот учится или учился. Была б воля Гарри – он бы проклял Чарли Хескетта так, что мама родная не узнала бы. Точнее, отец. Гарри, помнится, был знаком с его отцом довольно близко на пятом курсе.

О том, как именно хотел бы проклясть Честера Кинга, двоюродного деда Чарли, занимавшего пост главы Аврората во время войны, он старается вообще не думать.

– Это не важно, – нужно сформулировать это так, чтобы Эггзи понял. Чтобы услышал. Чтобы не сказать лишнего. – Я просто хотел, чтобы вы знали.

Эггзи думает. У него очаровательная складка между бровей – о, Гарри, блядь, не будь ребенком! – и подвижные, завораживающие губы. Наконец его лицо озаряет улыбка.

– Я понял. Вам... Вы...

– Мне не нравится, когда превосходство демонстрируют грубой силой, – в лоб уточняет Гарри. Ругается мысленно на себя: он хотел бы сказать другое, совсем другое, больше, полнее, как взрослому; он не может: Эггзи четырнадцать, и профессор МакГонагалл ожидает немедленных результатов, и у Донны припасена бутылка отличнейшего виски под баром. – Увидимся в среду, мистер Анвин.

Разговор помогает мало. На следующий же день, по пути в Большой зал, Гарри становится свидетелем замечательной сцены: Эггзи насылает на высоченного пятикурсника точное, мощное проклятье. Перестал использовать грубую силу, молодец.

Гарри трясет от ярости, когда он ведет поникшего Эггзи до своего кабинета. Стоило бы отправить его к прямиком к директору, но это его ошибка, его хренова ошибка, значит, ему и разгребать.

Он жестом указывает Эггзи на кресло напротив своего стола и спустя почти минуту, которая ему жизненно необходима, чтобы привести дыхание в порядок и избавиться от злости в голосе, спрашивает:

– Мистер Анвин, зачем? – никогда еще ему не было так сложно удержаться от использования парочки бранных слов в общении с несовершеннолетним.

– Ну а чего он?.. – Эггзи угрюм и насуплен. И нет обычной наглой хитринки в уголках губ, готовой в любой момент превратиться в улыбку.

– Эггзи.

Эггзи поднимает блестящие глаза (Гарри кажется, что он готов расплакаться, но это же Эггзи, он ни разу не видел Эггзи плачущим), смотрит внимательно, как будто собираясь с духом, и в конце концов выпаливает, спотыкаясь на каждом слове от бессильной ярости:

– Он заслужил. Он говорил... Он про вас гадости говорил! Что вы только и думаете, как бы выслужиться получше перед директором, потому что она – герой Битвы за Хогвартс, а вы трус и слизняк, который сбежал из Аврората, потому что боялся Вольдеморта, и... и... – Эггзи совсем захлебывается и замолкает, сжимая кулаки.

Гарри старается не обдумывать эту ситуацию. Не сейчас. Потом, возможно. Но, дьявол, он и двух минут своего времени с тех пор, как подал заявление об отставке, не потратил на то, чтобы подумать о том, как его уход восприняли коллеги и знакомые. А ведь магический мир – одна большая деревня.

И это – в лучшем случае. В худшем… Чарли Хескетт, узнав каким-то образом, что профессор Харт обучает его главного противника редким дуэльным заклинаниям, обратился за помощью к дедушке и теперь распускает осторожные слухи.

Но нет. Вряд ли. Честеру это невыгодно.

– Мистер Анвин. Я... Благодарен вам. Однако, поверьте, я вполне способен и сам отстоять свою честь. Не то чтобы я в этом нуждался, – Гарри как можно мягче улыбается и, наклоняясь через стол, кладет ладонь Эггзи на плечо. – Нам нужно что-то делать с вашим поведением. Директор с меня шкуру спустит, если вы будете продолжать в том же духе.

В уголках губ Эггзи зарождается привычная, родная улыбка: он, как и ожидалось, по достоинству оценил шутку про шкуру, вспомнив анимагические формы Гарри и мадам МакГонагалл.

Эггзи доверяет ему; Эггзи не будет оспаривать его слова и задавать лишние вопросы. У него нет на то причин.

Гарри немного трясет. Слегка. Аврорская выучка позволяет ему удержать лицо. Покойный Хмури бы им гордился.

Вздох, два, три. Улыбка Эггзи.

Слухи – чушь. Слухи – неизбежное зло, даже если они исходят от наследника Кинга. Почему его это должно волновать именно сейчас?

Стоит сердцебиению успокоиться, приходит в голову другая мысль. Наверное, еще более дурная, впрочем: Эггзи бросился его защищать, как какой-нибудь помешанный на чести гриффиндорец. Да что с этим поколением не так?!

Гарри совсем уже не понимает, искренне не понимает, в чем разница между современным Слизерином, Гриффиндором, Рейвенкло, Хаффлпаффом. А он еще с таким презрением высказывался о перемене мировоззрения за короткий срок, когда отработали с Мерлином первый год в Хогвартсе: сколько лет должно пройти, чтобы все стало так, как проповедуют в интервью «Квибблеру» миссис Грейнджер-Уизли и мистер Поттер? Двадцать? Тридцать?

Он закостенел, как все остальные. Поздравления, профессор Харт: годы комфортной, отстраненной работы в Хогвартсе, где не нужно каждую секунду ожидать атаки, превратили тебя в твою же собственную мать. А ведь убеждал себя, что твой поступок в феврале девяносто восьмого приравнивает тебя к революционерам, сторонникам магглорожденных. Да срать им, послевоенным, на твою мнимую революционность. Сами справляются.

– Я постараюсь держать себя в руках, – обещает Эггзи. Гарри не верит ему ни на секунду. Он будет драться, обмениваться проклятьями с напыщенными ублюдками, обосновывать свое поведение принадлежностью к конкретному факультету или же крестовым походом за честь любимого преподавателя, а в конечном итоге – просто бросаться с головой в бой, потому что ему четырнадцать лет и обострено чувство справедливости.

– Ему четырнадцать, – говорит Гарри директору МакГонагалл. – Ему нужен повод, не более. Вспомните себя в том возрасте, мадам. Подождите полгода. Он найдет себе другое развлечение.

Директор улыбается. Ему не видится: она действительно улыбается.

– Спасибо, профессор Харт. Вы правы. Мистер Анвин весьма умен. Возможно, нам даже не придется ждать так долго.

* * *

[silverspoon]

Остаток четвертого курса Эггзи – кромешный ад. Хаос. Вакханалия.

Гарри пытается балансировать между постоянными отработками студента Анвина, уверениями директора, что все под контролем, и практически еженедельными алкогольными выходными с Донной. Причем последние неизменно следуют за первыми.

Гарри не уверен, как он мог вообще допустить подобное, но в какой-то момент, после очередного наказания, Эггзи сплетает причудливую словесную паутину, и Гарри попадается: соглашается проводить с ним дополнительные занятия. Трансфигурация и впрямь не самая сильная его сторона, но не настолько, чтобы нуждаться в факультативе. Как будто мало ему подсказок на отработках.

Мистер Анвин действительно весьма умен, а Гарри – идиот. Поэтому каждую пятницу, в девять вечера, когда за Эггзи закрывается дверь, он посылает Донне сову с одной и той же запиской: «Буду через полчаса».

В их занятиях нет ничего из ряда вон выходящего. Гарри расшифровывает особенно трудные формулы, следит, чтобы движения палочки Эггзи были точны, и с удовольствием наблюдает, как с каждым разом тому требуется все меньше и меньше времени и усилий для новых превращений.

Прислушивается, не распустил ли Чарли Хескетт новых слухов.

– Ты – старый читер, Галахад, – Мерлин редко обращается к нему по полузабытому, приобретенному в аврорской школе прозвищу – только в тех случаях, когда хочет донести особенно простую истину. – Директор знает о ваших «занятиях»? Его уровень недостаточно низок, чтобы проводить факультативы. Фаворитизм – первый шаг к увольнению, профессор.

Гарри сжимает зубы: Мерлин озвучивает его собственные мысли. Но директор знает. Он уверен, что она в курсе, и это вовсе не в привычках мадам МакГонагалл – пускать все на самотек.

Он сочиняет заявление об увольнении. Получает клювом по затылку от Пиклза III. Пьет с Донной.

Эггзи на экзамене за пять минут трансфигурирует кролика в цилиндр, и Гарри оставляет цилиндр себе. Прячет в чемодан поглубже, чтобы избежать искушения надеть его. Сдержанно хвалит Эггзи после объявления результатов.

* * *

Гарри часто приходится напоминать себе, почему он, собственно, ушел из авроров в преподаватели. Не истинную причину – ее он намеренно не забывает, – а всю логическую цепочку, приведшую его работать с подростками.

Это было бы так легко, думает он: вот Эггзи лежит под деревом у озера, небрежно скомканная мантия под головой, рубашка расстегнута, длинные ноги расслабленно вытянуты к воде; нужно просто пересечь лужайку, сесть с ним рядом, наклониться и растрепать золотисто-русые волосы. А потом – взмах палочки, и он все забудет.

Иногда ему кажется, что он уже говорил Эггзи все, что думает о нем. Как сильно гордится им, как восхищается каждым его достижением. Что, добавляя значки старост Рейвенкло в конверты, едва не написал Эггзи постскриптум к стандартизированному школьному письму: «Если бы выбор зависел от меня, я бы назначил старостой Слизерина вас, а не мистера Хескетта». Что на рождественской вечеринке Горация Слагхорна, когда Эггзи привел с собой Роксанну за неимением «настоящей девушки», едва не поддался желанию утянуть его в личный зельеварочный кабинет слизеринского декана. И каждый раз это заканчивалось одинаково: Обливиэйт, Обливиэйт, Обливиэйт.

Эггзи пятнадцать.

Мерлин говорит, что по нему плачет Мунго.

– Я еще не настолько отчаялся, чтобы меня возбуждали салатовые мантии, – говорит Гарри.

Донна, помешивая коктейль, возражает: цвет Слизерина – тоже зеленый.

– Не тот оттенок! – возмущается Гарри. Он все-таки не совсем еще сошел с ума!

А Эггзи так жадно ловит любое его доброе слово, каждую скромную похвалу. И не потому, что нуждается в них – остальные преподаватели на похвалы его успехам совсем не так скупы, как Гарри. Просто потому, что искренне ценит, кажется. И доверяет его мнению превыше остальных.

Гарри на самом деле хотел бы хвалить его чаще, но… Он же не гриффиндорец, чтобы переть напролом. Он – рейвенкловец старой закалки, он не привык к яркой демонстрации эмоций, хотя среди однокурсников в свое время слыл весьма и весьма импульсивным.

Эггзи уже пятнадцать лет, но он по-прежнему искренне демонстрирует свои эмоции. Привязанность, которая из детского желания стать другом первого мага, которого Эггзи увидел в своей жизни, перерастает во что-то иное, более весомое.

Гарри боится просто-напросто не остановиться. И тогда – тогда первым побуждением будет наложить заклинание Забвения.

Вообще-то, он никогда не срывался, не злоупотреблял этим навыком. На службе, по собственной доброй воле – никогда. Он доверяет себе. Что бы там ни говорил Мерлин о превышении полномочий. Просто с Эггзи все... ново, и он не то чтобы не доверяет себе, когда дело касается этого мальчишки. Просто ему хочется сделать все правильно. Избежать даже крошечных ошибок.

Гарри не из тех, у кого все всегда получалось правильно с первого раза, как у какого-нибудь Джеймса Поттера или Сириуса Блэка. В школе он лажал постоянно, особенно на практических занятиях по Зельям и Защите: не потому, что не хватало знаний или умений, ему просто не нравилось вкладываться в такие банальные вещи, как учеба, на все сто процентов. Он, как и большинство студентов Рейвенкло, ценил в первую очередь информацию и навык, а не полученные за это баллы. Всю жизнь, даже в Аврорате, он имел право на ошибку и не стеснялся им пользоваться.

Сейчас, с Эггзи, ему почему-то кажется, что он не имеет права на ошибку. И понимает, что это уже давным-давно перестало быть связано с гибелью Ли.

Донна напоминает, что Гарри в принципе обращает внимание на «мальчиков помоложе»; полная чушь. Возраст для Гарри никогда не был определяющим фактором в выборе партнера. Элджернон был старше его на год, например. А если на маленьком островке возле Греции, в крошечной магической коммуне, на него вешается очаровательный выпускник Университета Прикладной Трансфигурации Афин – он что, должен завязать яйца в узел и отказаться от соблазна? И если, выбираясь в маггловские бары, он отдает предпочтение мужчинам существенно моложе тридцати – что с того? У магглов и продолжительность жизни меньше!

В общем, Донна ошибается.

И Эггзи – не один из таких мальчиков.

Ему до «такого» мальчика еще расти лет десять, черт побери.

Какое-то время Гарри казалось, что в нем банально играют возрастные гормоны, что пора задуматься о собственных детях (Софи – разумеется, не в счет), но потом... Потом он понял, что не воспринимает его как ребенка. Несмотря на юный возраст. Что впервые за недолгую карьеру учителя он воспринимает ученика как цельную личность, а не наметку, набросок личности, которой только предстоит развиться.

Это странно, и в какой-то степени даже страшно. Непривычно – вот, наверное, самое подходящее слово. Гарри надеется, что на следующий год будет проще. В конце концов, чем старше становится Эггзи, тем ближе он к… Чему? «Допустимому» возрасту?

Ему всего пятнадцать, и он уже интересный, умный, красивый, в конце концов, человек. Уже сейчас видно, в какого мужчину он превратится через год-полтора. В такого несложно влюбиться.

Гарри считает, что его благородством можно восхищаться, если по-честному: он много раз удерживался от того, чтобы наложить на свои очки еще парочку заклинаний, унаследованных от Аластора Хмури, и рассмотреть хорошенько, как Эггзи выглядит под мантией.

– Да ты настоящий джентльмен, – фыркает Донна. Гарри всегда подозревал, что она завидует его очкам.

Мерлин говорит, что в один прекрасный день отнесет его очки МакГонагалл. Гарри отвечает, что покойному Хмури с его зачарованным глазом позволялось гораздо больше.

Эггзи не пишет ему все лето. Гарри это немного удивляет: в последний семестр в Хогвартсе Эггзи присылал ему записки каждую неделю, в основном под предлогом «подтвердить, все ли в силе на пятницу».

– Идиот, – пишет Донна. – Тоже мне, рейвенкловец. У него нет своей совы.

Гарри аппарирует на Диагон-Аллею и целый час проводит в «Магическом Зверинце». Выходит оттуда ни с чем: «Фаворитизм», – звенит в голове диагноз Мерлина.

Первого сентября Эггзи перехватывает его перед ужином, хвастается: родители Роксанны Мортон недавно занялись разведением сов и подарили ему совенка, когда он гостил у подруги в августе. Совенка – филина, поправляется Эггзи – зовут Джей Би. Как шпиона в том маггловском сериале.

Эггзи вырос за лето. И стал шире в плечах. Это видно сразу: он в поезде не переоделся до конца, мантию только на локоть набросил.

Гарри поправляет очки и улыбается: отлично, мистер Анвин, теперь вы сможете чаще переписываться с друзьями на каникулах.

– Я вам напишу... – Эггзи смотрит исподлобья, смущенный слегка, – насчет пятницы?

Конечно, он напишет. Гарри такими темпами сопьется к Хэллоуину.

* * *

[silverspoon]

В этот год меняется практически все. В первую очередь – Эггзи. Не только внешне, но и по поведению. Тот факт, что старостой Слизерина стал не он, а Чарли Хескетт, удивительно положительно на него влияет: Эггзи будто бы осознает, что ответственность и власть не всегда идут рука об руку. А ведь могло быть совершенно наоборот.

В первую же пятницу семестра Гарри предлагает прекратить их занятия. «Вы прекрасно успеваете по моему предмету, зачем вам терять время, которое вы можете потратить на более важные… вещи?»

Эггзи улавливает намек (Гарри уже привык, что намеки в общении со слизеринцем – обязательное условие) и, кажется, по-настоящему обижается. Вот только не очень понятно, на что именно. А ведь парню пора бы заметить, что его еще с поезда неизменно преследует флер из девчачьих улыбок и, где бы он ни находился, рядом образуется стайка таинственно переглядывающихся юных ведьм. Гарри помнит каждую из них по имени.

Как бы то ни было, Эггзи не находит аргументов и уходит с так толком и не начавшегося занятия с задумчивым лицом. Гарри проводит замечательно трезвые выходные, которые заканчиваются ровно в семь тридцать два вечера все той же пятницы – тем, что на пороге его кабинета возникает мистер Анвин собственной персоной и заявляет, даже не поздоровавшись:

– Профессор, я решил, что тоже хочу быть анимагом. Вы мне поможете?

У Гарри на языке вертится масса возражений. Самое очевидное, логичное (и профессиональное) из них он озвучивает: «Год С.О.В. – не лучшее время для дополнительной нагрузки, мистер Анвин, к тому же, вы – вратарь Слизерина!» Но у Эггзи на это готов ответ. Четкий, отрепетированный за тридцать две минуты: «Мы не будем спешить. Я знаю, что обучение анимагической трансформации занимает несколько лет. Я просто хочу начать сейчас. Один вечер в неделю – не такая уж большая нагрузка, сэр, у меня есть на это время».

Вот так. Просто и быстро, несколькими фразами, Эггзи обеспечивает себе дополнительные занятия по трансфигурации вплоть до окончания школы. А Гарри в который раз убеждается, что Сортировочная Шляпа никогда не ошибается.

Он смотрит в лицо Эггзи; мальчик выглядит совсем взрослым. Уверенным в себе и своих решениях, готовым аргументировано, достойно их отстаивать: упрямо выставленный вперед подбородок, вызов в глазах. Подвижные, улыбчивые обычно губы серьезно сжаты. Золотисто-русые волосы – вот тут особенно видна перемена – немного длиннее, чем прежде, и аккуратно уложены. Ему идет.

Гарри не собирается ждать, пока он сплетет очередную паутину. Самое главное, самое яркое, затмевающее собой все прочие эмоции, чувство, которое Эггзи в нем вызывает – уважение. Признание логики оппонента, даже если эгоистично хочется продолжить спор – одна из отличительных черт представителя Рейвенкло, помимо прочего. И Эггзи об этом знает.

– Хорошо, мистер Анвин. Начнем в следующую пятницу, если вы не против. На сегодня у меня, к сожалению, уже есть планы.

Нажраться до зеленых соплей у Донны – отличный план. Самый что ни на есть лучший.

Он ожидает, что Эггзи улыбнется. Широко и ярко, как всегда, когда Гарри говорит ему «да». Но его и здесь подстерегает сюрприз: Эггзи просто кивает, вежливо и спокойно благодарит за предоставленную возможность учиться анимагии и уходит, осторожно прикрывая за собой дверь.

Гарри сидит за столом, смотрит ему вслед и понятия не имеет, что будет дальше. Он никогда не влюблялся в подростка. Надеется, что никогда больше не влюбится в подростка (если когда-нибудь вообще разлюбит Эггзи): если бы он хотел, чтобы его личная жизнь представляла собой квиддичный матч на проклятых метлах, он бы остался в Греции после войны.

– Он растет, Гарри, – говорит Донна. – Поверь мне, я это проходила с Софи.

– Не сравнивай его с Софи, – умоляет Гарри, наколдовывая себе лед в виски.

– Я не сравниваю. Просто говорю. Если бы ты не был таким упрямцем, сказала бы еще, что у тебя это пройдет. Иногда даже собственного ребенка любить сложно, а уж просто ребенка…

– Галахад опять ноет? – спрашивает Мерлин, подсаживаясь к его столу. – Ему сейчас не помешала бы хорошая встряска Круциатусом. Как твои Непростительные, Донна?

– По-прежнему мне не даются, Септимус.

– Жаль.

– Я доложу директору о том, что профессор Защиты от Темных Сил подстрекает невинных деревенских жителей к использованию Круциатуса, – обещает Гарри. Он не ноет. Он никогда не ноет! Мерлин – мудак.

Гарри много лет был аврором. Мастером заклинаний Забвения. Да, он не участвовал в Битве за Хогвартс, но он помогал восстанавливать замок после и хорошо помнит каждый след от проклятья, который ему пришлось стереть со стены или двери полуразрушенного кабинета. Он часто вспоминал Ли Анвина в те недели: как тот без вопросов встал на защиту магглорожденных, стоило Министру объявить регистрацию; как спустя несколько месяцев с неохотой сообщил – он больше не доверял Гарри, опасался, что тот, следуя статусу чистокровного, перешел на сторону Того-Кого-Нельзя-Называть, – что спрятал свою жену и сына в маггловском Лондоне, модифицировав им память. Он погиб на следующий день.

Эггзи одновременно и похож, и не похож на него. Они оба по-своему верные, упорные, талантливые, умные. Однако Ли учился в Хаффлпаффе; Эггзи блестяще подходит Слизерину. Любимым предметом Ли в школе была Защита; Эггзи предпочитает Чары и Зельеделие. Ли мало интересовался квиддичем; Эггзи – потрясающий вратарь. Ли с детства мечтал служить аврором; Эггзи… Гарри понятия не имеет, кем мальчишка хочет стать. Он меняет цель жизни каждый месяц. А ведь он уже на пятом курсе. Весной начнутся профориентационные собеседования, и Гарри очень сомневается, что Слагхорн способен посоветовать ему что-то дельное.

– Мне пора, – говорит Гарри, решительно отставляя стакан. Донна и Мерлин смотрят на него, синхронно приподняв брови.

Эггзи растет. Донна права. Он растет и меняется, и Гарри пора наконец всерьез задуматься о том, хочет ли он быть частью его жизни – или же его устраивает просто смотреть со стороны, упиваясь идиотской, инфантильной влюбленностью.

Гарри проводит выходные в своей спальне с журналами, чаем и думоотводом. Вечером воскресенья посылает директору Пиклза III с запиской – жалуется на несуществующую старую рану от Темного проклятья, которая чувствуется в дождливую погоду, и просит поставить в известность студентов. Директор присылает ответ, наполненный сочувствием и советом обратиться к мадам Помфри. Гарри думает, что возраст и должность директора сделали мадам МакГонагалл намного мягче. А может быть, она просто начала чаще показывать себя настоящую.

Все размышления заводят в тупик. По-гриффиндорски пафосный тупик: он – взрослый человек с целой жизнью за плечами, он любил, ненавидел, несколько раз чуть не был убит: война и на него наложила свой отпечаток!

Гарри начинает тошнить. Гриффиндорский пафос, впрочем, здесь не при чем: просто он полдня курил маггловские сигареты на голодный желудок.

Он выбрасывает окурок в камин и призывает из нижнего ящика шкафа упаковку шоколадных котлов. И пусть Мерлин смеется над его запасливостью, сколько влезет.

Наблюдать за Эггзи со стороны – соблазнительно. Поддерживать дистанцию – не так уж сложно. Эггзи добьется под его началом больших успехов в учебе. Если не проявлять ответную инициативу – постепенно отдалится, найдет новые интересы, увлечения. Распробует отношения с девушками. Станет капитаном команды по квиддичу, закончит школу, выучится на Мастера Зельеварения («мечта всей жизни» образца четвертого курса) и изобретет Истинный Эликсир Молодости. Женится и произведет на свет новую порцию юных мистеров и мисс Анвин. Спустя несколько лет Гарри не получит даже поздравительной карточки на Рождество.

Гарри достает перо, чернила, пергамент. Пишет:

«Мистер Анвин,
пятница, 19:00, кабинет трансфигурации – подтвердите.
Г.Х.»

Он уже собирается свернуть письмо и привязать его к лапе весьма скептически настроенного Пиклза III, когда в окно раздается стук. Карликовый филин сбрасывает клочок пергамента на стол и с коротким, настойчивым уханьем приземляется на спинку кресла. Пиклз III с неодобрением поглядывает на него из клетки. Гарри разворачивает пергамент, читает:

«Профессор Харт,
пятница, 19:00, кабинет трансфигурации – все в силе?
Эггзи (Гэри Анвин)
PS. Как вы себя чувствуете? Я могу принести какое-нибудь зелье из Больничного крыла.
PPS. Джей Би не улетит, пока вы не напишете ответ. Извините»

Гарри косится на филина. Филин сидит неподвижно, смотрит на него немигающим взглядом. Гарри взмахом палочки стирает «подтвердите» со своего письма и выводит: «Да, все в силе». Уверяет, что к завтрашнему дню будет в полном порядке, благодарит за участие. Джей Би молча протягивает ему лапу.

* * *

[silverspoon]

Гарри несколько недель подряд объясняет Эггзи теорию, составляет список необходимой к прочтению литературы. Эггзи задает все нужные вопросы, прилежно зарывается в книги. Не спешит, как и обещал. Гарри уже жалеет, что сам не предложил мальчишке обучиться на анимага: способностей и рвения у него хватает, это уж точно. Только вот такое предложение иначе, как фаворитизмом, назвать было бы нельзя. Одно из основных правил директора: инициатива в таких случаях должна исходить от ученика, не от преподавателя. Хорошо, что Эггзи достало упрямства ее проявить.

Гарри постепенно расслабляется. Они часто задерживаются после занятий, разговаривают, пьют сливочное пиво (которое Гарри терпеть не может, но наливать пятикурснику Огневиски и самому пить крепкий алкоголь при нем – немыслимо). Эггзи спрашивает об отце, об Аврорате, о войне. Гарри рассказывает, прислушивается внимательно к ответам, но в конце концов перестает фильтровать информацию: либо его подозрения об источнике слухов были ошибочны изначально, либо Эггзи не сделал из отрывочных заявлений никаких существенных выводов. Так или иначе, все лучше, чем искаженные россказни Чарли Хескетта.

С Эггзи легко. Месяц, два – и они разговаривают обо всем подряд, от квиддича до политики. К Рождеству Гарри уже не знает, какого черта так сильно накручивал себя.

Голос Донны в голове комментирует: «Потому что ты – типичный рейвенкловец, вы всегда слишком много думаете». Гриффиндорка. Ей не понять, что рейвенкловцы думают в несколько ином ключе, как правило.

– Она чем-то похожа на Рокси, – говорит Эггзи, когда речь заходит о Донне. Гарри не в первый раз поражается совпадению их суждений о людях.

– Пожалуй, вы правы. И Донна, и мисс Мортон – типичные гриффиндорки, – усмехается он, открывая очередную бутылку сливочного пива.

– Именно, – Эггзи улыбается от уха до уха – он давно, чертовски давно так Гарри не улыбался, и Гарри беспечно улыбается в ответ.

* * *

У Эггзи появляется девушка. Амелия.

Мисс Амелия Белл, шестикурсница из Рейвенкло. Староста. Ловец команды. Гарри хорошо ее знает; она, пожалуй, подходит Эггзи. Уравновешивает его. Под ее влиянием он становится еще спокойнее, еще рассудительнее. Старше.

– Мы сошлись на Рождественской вечеринке профессора Слагхорна, – говорит Эггзи.

Амелия – магглорожденная, а ее старшая сестра, Кэти – бывшая гриффиндорка и хорошая знакомая Гарри Поттера – принимала активное участие в войне, а сейчас работает в Министерстве Магии. Типичная слагхорновская партия для современного перспективного слизеринца.

Эггзи фыркает, пожимает плечами: он пересмотрел свое отношение к декану в последние пару лет, и ему нравится старый сводник, хотя он видит все его махинации насквозь. Наверное, поэтому и нравится. Эггзи любит «раскусывать», как он выражается, окружающих людей.

Донна говорит, что Гарри выглядит счастливым и, наконец, спокойным.

– Что, потрахался? – она все равно не удерживается от колкости.

Гарри действительно на днях наведывался в любимый маггловский клуб, да и в принципе выбирается туда довольно часто, но Донна считает, что ему стоит познакомиться поближе с новым барменом «Виллы». Как будто не знает, что Гарри ни за что не станет завязывать постоянные отношения там, где они будут на виду у полного замка сплетничающих детей.

К слову о детях, в смысле, о сексе (блядь, это вовсе и не смешно) – чем сильнее они сближаются с Эггзи, тем тяжелее избегать мыслей о нем в подобном ключе. Гарри не корит себя: он же не слепой. А отказывать себе даже в мыслях – верх глупости.

К тому же, Эггзи теперь не попадается ему под ноги на каждом шагу, не поджидает за углом для того, чтобы задать якобы очень важный вопрос; он вырос из этого этапа. Гарри видит его на уроках, на дополнительных занятиях по пятницам, ловит взглядом яркую улыбку на обедах в Большом зале – и все.

Он скучает. Ему не хватает в первую очередь элемента неожиданности, который он привык ассоциировать с Эггзи. А Гарри любит сюрпризы.

Эггзи каждую свободную минуту проводит с Амелией. Роксанна тоже находит себе приятеля, и в очередной пятничный вечер Эггзи рассказывает, что на День Валентина они ходили на двойное свидание в Хогсмид, и это было даже забавно, но все-таки проводить время наедине с мисс Белл ему нравится больше.

Гарри видел его утром пятнадцатого февраля. По его лицу было сразу видно, что праздник закончился весьма удачно.

У Эггзи это первый раз, Гарри уверен. Он легко читает все мысли, намеки и скрытые смыслы, что Эггзи вкладывает в свои слова, вне зависимости от того, специально он это делает, или нет.

Но какого черта именно День Валентина? Почему именно в этом году?

Дурные ассоциации – его, Гарри, личное дело. А Амелия – отличный выбор. Она умная девочка и, что немаловажно – достаточно типичная представительница факультета Рейвенкло. Эггзи с ней будет хорошо и спокойно.

* * *

В апреле Эггзи исполняется шестнадцать. По факту это ничего не меняет, но для Гарри меняется многое: все сложнее избавиться от воспоминаний, собственных ассоциаций с этим возрастом.

– С днем рождения, – говорит Донна.

– Ты прекрасно знаешь, что мой день рождения не сегодня.

– Не с твоим, про-фес-сор.

Гарри всерьез подумывает стереть ей память. Всю. Начисто.

Мерлин молча крутит пальцем у виска.

После пасхальных каникул курс анимагии переходит на следующую ступень. Гарри увеличивает объемы домашней работы, ожидая, что Эггзи попросит снизить нагрузку, но тот справляется, не жалуется, даже не хмурится. Самому Гарри потребовалось почти шесть лет на освоение трансформации; Эггзи, если так пойдет и дальше, с легкостью уложится в пять, а, возможно, и меньше.

Гарри вспоминает, с каким восторгом Эггзи аплодировал с первой парты, когда он впервые преобразился в камышового кота, следуя заданной директором МакГонагалл традиции иллюстрировать превращением вводную лекцию об анимагии. Он был готов поклясться, что Эггзи даже потянулся, чтобы погладить его, но вовремя одумался. Ужасно хочется узнать, какая форма будет у Эггзи… Которого на днях, между прочим, ожидает профориентационное собеседование с деканом.

Он не делился своими планами с Гарри, а каждый раз, когда Гарри пытался сам поднять эту тему, пожимал плечами и направлял разговор в другое русло. Гарри слегка удивлен его уклончивостью; впрочем, он уже привык, что у Эггзи со временем появились от него секреты, и не собирается лезть к нему в душу – что мечты о карьере «великого зельевара» и «самого главного колдомедика» забыты, ясно и так.

Он весьма шокирован, когда Слагхорн отлавливает его в учительской и внезапно пожимает руку со смесью торжественности и легкой зависти (которая сохраняется ровно до тех пор, пока Слагхорн не вспоминает о своей паутине):

– Поздравляю, профессор Харт! Такое ценное приобретение для ваших бывших коллег! Мистер Анвин будет прекрасным аврором, я уверен в этом! Со своей стороны, разумеется, обещаю, что посодействую, чем смогу! В конце концов, в Аврорате сейчас служит Гарри Поттер, а все знают, что мы с ним на короткой ноге, хо-хо!

Вечером Эггзи приходит на занятие с хитрой улыбкой на лице. Он уже знает, что Гарри знает. Гарри с трудом заставляет себя выбросить из головы фантазию о нем в аврорской форме и улыбается в ответ:

– Вы полны сюрпризов, мистер Анвин.

* * *

[silverspoon]

Второе мая две тысячи восьмого года – значимая дата: с Битвы за Хогвартс прошло ровно десять лет. Директор МакГонагалл устраивает полноценный бал, и Гарри поджидает очередной сюрприз: Эггзи не только не стесняется танцевать – у него это отлично получается. Школу посещает Гарри Поттер, который, к большому сожалению студентов (и некоторых преподавателей), не задерживается надолго; директор не позволяет ученикам просить у него автографы, однако Эггзи и этого хватает, чтобы еще сильнее укрепиться в решении стать аврором.

Они с Гарри переписываются все лето. Эггзи снова становится открытым, откровенным – пусть и совсем не так, как в детстве, когда он со всей присущей юному возрасту непосредственностью делился со старшим другом каждой деталью своей жизни. Письма Донны отличаются большей инфантильностью.

Они говорят на равных. На немного разных языках, да, но на равных. Обсуждают взаимоотношения магов с магглами, историю чистокровных семейств, разницу в устройстве Аврората и маггловской полиции, и в целом – Министерство и его внутреннюю кухню.

Когда речь заходит о ранних ступенях карьеры, Гарри впервые всерьез задумывается о том, чтобы рассказать ему, почему он подал в отставку: прошло десять лет. Наверное, пора кому-то рассказать.

Ему кажется, что Эггзи отреагирует спокойно. Не станет осуждать или жалеть. Примет факты, как есть.

Гарри давным-давно все для себя взвесил; его не тяготит молчание, ему не в чем себя винить. Покидая Аврорат, он принял взвешенное решение, максимально логичное и закономерное в сложившихся обстоятельствах. Он задумывается о том, чтобы рассказать Эггзи, не потому, что ему хочется выговориться, а потому, что Эггзи достоин того, чтобы знать о Гарри Харте все. Даже то, чего не знает никто другой.

Эггзи поймет его, потому что он – гибкий. Его разум, образ мышления – чудо само по себе: от саркастичной резкости суждений он под воздействием четких аргументов переходит к логике, а от логики, стоит апеллировать к его эмоциям – к взрыву и бездумному спору на повышенных тонах. При этом Эггзи способен усилием воли притормозить, взвесить сказанное и услышанное. Он знает, где пролегает граница чужого влияния и его собственного мнения.

Гарри обмакивает перо в чернильницу, пишет:

«Эггзи,
я хочу рассказать тебе кое-что о войне, чего не рассказывал раньше никому.
Ты читал открытые архивы Визенгамота. Профессор Мерлин в этом году знакомил вас с Непростительными проклятиями, в частности, с Империусом».

Он откладывает перо, морщится, взмахом палочки стирает написанное.

«Эггзи,
я допустил ошибку. Я позволил одному из Пожирателей Смерти взять себя под Империус».

Нет. Не так.

«Эггзи,
я должен тебе кое-что рассказать. Но прежде, чем я это сделаю, я хочу, чтобы ты понимал…»

Блядство. Ведь все так просто. Если не начинать оправдываться, если излагать факты: просто. Только Эггзи захочет услышать больше, чем сухие факты. Наверняка.

«Эггзи,
я давно обещал сводить тебя на экскурсию в Министерство Магии. Что ты делаешь в среду?
Г.Х.»

* * *

В среду они встречаются в сквере возле того самого Макдональдса, где состоялся их первый разговор. Эггзи сидит на скамейке с высоким стаканом кока-колы в руках; на нем маггловская одежда – свободные джинсы, кроссовки, бесформенная кофта и смешная кепка, сдвинутая на макушку. Он совсем другой, когда одет так: не по-школьному расслабленный.

Эггзи, увидев его, подскакивает на ноги, салютует стаканом.

– Здравствуй, Эггзи, – Гарри улыбается и коротко касается ладонью его плеча. Он скучал. – Как здоровье твоей мамы?

– Здравствуйте, профессор! Мама хорошо.

– А ее память? – Гарри не надеется, что заклинание Ли рассеется, если не рассеялось до сих пор, но шанс, что со временем часть воспоминаний вернется, все еще есть, учитывая, что Эггзи постоянно снабжает ее огромным количеством информации о магическом мире.

– Лучше. Когда я рассказываю о Хогвартсе, она вспоминает что-то, что рассказывал отец. И мантии она помнит. Говорит, что ждет не дождется, когда мне можно будет колдовать дома, потому что стирать их – сущий кошмар, – Эггзи смеется, а потом, внезапно вспоминая весьма искаженные правила вежливости, протягивает Гарри свой стакан. Гарри автоматически берет его и прикладывается губами к трубочке; ему нравится маггловская газированная вода. Лед, правда, давно растаял: он, как всегда, опоздал к назначенному времени, а Эггзи, скорее всего, пришел заранее.

Эггзи смотрит на его рот пару секунд, а потом продолжает, гораздо серьезнее:

– А еще мама все-таки послала Дина. У него какие-то проблемы с законом. Я так и знал.

Некий маггл по имени Дин Энтони Бейкер появился на горизонте еще на втором курсе Эггзи и, по его словам, принялся «настырно подкатывать яйца» к Мишель. Гарри занял выжидательную позицию: необходимо было дать Эггзи и его матери возможность разобраться с этим без помощи магии. Хорошо, что теперь не придется вмешиваться.

Он допивает колу – Эггзи снова смотрит на его рот – и взмахом зонта отправляет стакан в небытие.

До Министерства они добираются на метро. Можно было бы взять такси, но Гарри не против общественного транспорта. Ему нравится, с каким упорством магглы упрощают себе жизнь техникой, к тому же, он любит поезда: они напоминают ему о Хогвартс-экспрессе и ранних школьных годах.
– Мы расстались с Амелией, – вдруг заявляет Эггзи, когда они уже поднимаются на поверхность. – Без какой-то особой причины, – торопится он пояснить, как будто Гарри собирался спрашивать. – У нее последний год в Хогвартсе, и она хочет уехать в Трансильванию после окончания. Ну и просто... У нас разные цели в жизни.

Гарри серьезно кивает: понимаю. Он подозревал, что их отношения этим и закончатся. Радуется, что в первый раз у Эггзи обошлось без трагедий и скандалов.

– Кстати, – совсем не кстати, но перевести тему необходимо, – хотел тебя еще раз поздравить с прекрасными результатами С.О.В. Они вполне соответствуют твоим амбициям.

Эггзи довольно цокает языком и подмигивает ему. Самодовольный паршивец.

Гарри перекидывает зонт в другую руку и открывает перед ним дверь разбитой телефонной будки. Эггзи, оценив количество свободного пространства, приподнимает брови и бросает усмешку через плечо, прежде чем втиснуться внутрь; Гарри делает глубокий вдох и шагает следом.

Когда будка начинает медленно погружаться под землю, Эггзи распахивает рот так же широко, как пять лет назад, когда Гарри заставил подносы с фаст-фудом летать. Он вертит головой, становится на цыпочки, надеясь в разбитое окно увидеть, насколько глубоко они спустились, и Гарри старается не слишком сильно прижиматься к нему. Его, вообще-то, весьма забавляет тот факт, что Эггзи так легко поразить после нескольких лет в Хогвартсе.

– Почему мне никто никогда не говорил, что Министерство находится под землей? Это ведь не совсем лифт, да? Насколько глубоко опускается эта штука?

– Достаточно глубоко.

Глаза Эггзи блестят. Озираясь, он вывернулся так, чтобы стоять лицом к Гарри, и у Гарри дыхание перехватывает. Странно, ему казалось, что спуск занимает меньше времени. Впрочем, в последний раз он посещал Министерство через гостевой вход настолько давно, что воспоминание наверняка…

– Министерство Магии желает вам приятного дня, – будка со скрежетом останавливается. Гарри неуклюже разворачивается, чтобы открыть дверь; Эггзи за его спиной шумно втягивает носом воздух.

Это анекдотично. Как будто им обоим по шестнадцать, черт возьми.

* * *

Они покидают Министерство только к вечеру, Гарри – с ноющими от приветственных хлопков бывших коллег плечами, Эггзи – с подписанной биографией мистера Поттера и безмятежной улыбкой на губах.

Они камином перемещаются в «Дырявый Котел» поужинать. Гарри устал, но это – приятная усталость. Он все-таки скучал по Аврорату, и ему нравятся изменения, произошедшие в отделе за последние годы. Министр Шеклболт грамотно распределяет человеческие ресурсы. Вот где он был в девяносто седьмом? Ах, да. В Ордене Феникса.

Эггзи, кажется, наговорился на несколько дней вперед: он потягивает сливочное пиво, расслабленно развалившись на шатком стуле, и бесцельно наблюдает за другими посетителями «Котла». Гарри оглядывает зал аврорским взглядом, настраивает невербальным заклинанием очки – ничего подозрительного, никто и не думает подслушивать. Сейчас?

– Эггзи, – начинает он тихо, но тут входная дверь с треском распахивается, и на пороге появляется профессор Хагрид.

Он почти сразу замечает Эггзи и с равным мальчишке энтузиазмом машет ему гигантской рукой. У них отличные взаимоотношения, и Эггзи – один из немногих слизеринцев, выбравших продолжать курс Ухода за Магическими Существами после С.О.В., о чем он немедленно сообщает профессору. Тот на радостях покупает Эггзи большую кружку медовухи: «Профессор Харт ведь нас не выдаст, э, правда, профессор?»

Как будто у профессора Харта есть выбор, когда на него направлен яркий фальшиво-умоляющий взгляд.

Что ж. Значит, не сейчас.

* * *

[silverspoon]

На шестом курсе Эггзи становится капитаном команды по квиддичу. Он в таком восторге, что носится с этой новостью целую неделю; Гарри искренне рад за него, но в глубине души волнуется, не помешает ли дополнительная нагрузка их занятиям. У Эггзи действительно большой потенциал, и они продвинулись уже достаточно далеко – если прерваться сейчас, целый год будет потрачен впустую. Эггзи уверяет, что все в порядке, и так даже лучше – теперь он сам назначает время тренировок, и ему будет проще строить свой график.

– Не злоупотребляйте своим положением, мистер Анвин, – шутит Гарри. Только вскоре оказывается, что для некоторых подобное предположение звучит совсем не как шутка.

В день первой квиддичной тренировки семестра Эггзи вваливается в Большой зал к самому концу обеда. Он выглядит злым, но при этом нехарактерно растерянным. На его скуле – огромный синяк, губа рассечена.

Квиддич? Нет. Такие травмы возможно получить только в драке.

Вражда Чарли Хескетта с Эггзи так и не успокоилась к шестому курсу. Гарри не удивлен: внучатый племянник Честера – один из немногих отпрысков типичных представителей чистокровной магической «верхушки», кто умудрился сохранить довоенное отношение к статусу крови. Помножить все это на потомственную принадлежность Слизерину и на тот факт, что Эггзи, выросший в семье магглы и хаффлпаффца, все равно считается одноклассниками негласным лидером… И теперь Эггзи назначили капитаном, а ни сам Чарли, ни его приятели так и не попали в команду. Логично, что их терпение лопнуло. Возможно, Гарри, как преподавателю, стоит проявить к ним большую лояльность.

Гарри решительно встает и направляется к выходу из зала мимо слизеринского стола. Бросает, не замедляя шаг:

– Мистер Анвин, загляните ко мне в кабинет, как закончите с обедом.

Гарри злится. Ужасно злится. Ему нужно успеть успокоиться до прихода Эггзи, чтобы мальчишка не подумал, что Гарри злится на него. Однако проходит всего десять минут, как раздается стук в дверь.

Эггзи обычно входит без стука, вопреки бесконечным замечаниям. Это – первый звоночек. Второй – Эггзи уперто смотрит в пол. Ему стыдно.

– Вы просили зайти к вам, профессор? Что-то по поводу наших занятий? – нелепая попытка тянуть время. Тоже категорически не в стиле Эггзи.

– Эггзи, – никаких «мистеров Анвинов», не сейчас. Он ведет себя слишком странно. – Что произошло?

Эггзи по-прежнему отказывается смотреть ему в глаза.

– Я упал с метлы. Знаете, как бывает, когда приходится обеими руками квоффл ловить? Не удержал равновесие. – Он врет. Нагло и открыто врет. Помимо прочего, он великолепно держится на метле без рук, даже когда висит в пятидесяти футах от земли вниз головой.

– Мадам Помфри справилась бы с ушибом за минуту, и ты все равно успел бы на обед. Почему ты не пошел сразу в Больничное крыло?

– Не хотел ее беспокоить. Это всего лишь синяк и царапина, само заживет. Во время матчей и похуже случается.

Конечно. Не хотел беспокоить. Вернее сказать – не хотел, чтобы Поппи поняла, что он дрался, и сообщила об этом Гарри или МакГонагалл.

Гарри отпускает его, так и не добившись ничего вразумительного. Он по-прежнему злится, но теперь к гневу примешивается разочарование… нет. Обида. Самая настоящая обида: Эггзи ему соврал. Впервые за все время их знакомства.

* * *

Больше всего Гарри злит, что он ничего не может сделать. Чарли – не идиот, он никогда не инициирует стычку на глазах у преподавателей, и у Гарри нет ни единой объективной причины вызвать его к себе для беседы. Мелькает шальная мысль – допросить Роксанну: если кто и знает об Эггзи больше, чем Гарри, то это она. Но ожидать от гриффиндорки предательства секретов друга так же бессмысленно, как пытаться заставить сову плакать слезами феникса.

– Ну, подрался, подумаешь. Ему шестнадцать, – говорит Донна.

– Не трансфигурируй муху в слона, – соглашается Мерлин. – Странно, конечно, что он предпочел ему врезать – мы недавно проходили одно прекрасное проклятье, которое значительно украсило бы лицо мистера Хескетта, но ему…

Гарри останавливает его взмахом руки, качает головой. Дело не в драке. И даже не в лжи.

Гарри знает каждое выражение лица Эггзи, каждое его настроение. Видел его злым, расстроенным, счастливым, обиженным. Он знает даже, как тот выглядит после секса (черт бы побрал День Валентина); расслабленный, довольный, ребячески гордый у него вид. А в тот день, после тренировки, Эггзи был… в смятении. С ним произошло нечто новое, из ряда вон выходящее. И Гарри бесит не знать, что.

Он перебирает в голове все возможные варианты. Допускает мысль, что Эггзи мог подраться вовсе не с Чарли, а с кем-то из друзей – не приведи Моргана, с Роксанной – и потому был настолько сбит с толку.

Или он дрался из-за девушки. Вполне в духе Эггзи – встать на защиту чьей-то чести, а потом стыдиться собственного благородства. Однако во всех этих случаях он бы доверился Гарри. Возможно, даже попросил бы совета.

Хуже всего – тайна Эггзи сказывается на их дружбе. Эггзи не задерживается после занятий, чтобы выпить сливочного пива, отговариваясь гигантским объемом домашней работы или необходимостью выспаться перед тренировкой. Не присылает записок. Не подходит к преподавательскому столу, чтобы перекинуться парой слов перед началом уроков. Мастерски держит профессиональную дистанцию, которая должна была существовать между ними с самого начала – и которую Гарри со своей стороны давно отчаялся создать.

Гарри скучает по нему. Люто скучает.

Оценки Эггзи не страдают – следовательно, нет даже повода переговорить с Горацием о благосостоянии его ученика. От этого какого-то дьявола еще обиднее.

* * *

[silverspoon]

Гарри смиряется с новым положением вещей, наверное, только к Рождеству – не без помощи великанской порции виски. «Вилла Донна» полнится гостями – Софи вернулась из очередного путешествия вокруг света и привезла с собой целую толпу друзей. Гарри в который раз радуется, что работники Хогвартса по старой памяти предпочитают «Три Метлы»: он не горит желанием напиваться в хлам в компании коллег. Вспоминает тот день, когда получил неожиданную сову от Донны: «Сэм перевелся в британское Министерство. Открываю филиал гостиницы в Хогсмиде. В этой вашей Шотландии не хватает греческого задора, спорю на сто галлеонов!»

Бармен – Эдвард? Кажется, его зовут Эдвард – оптимистично ему улыбается, размахивая палочкой направо и налево, жонглируя призванными из погреба бутылками. Если верить Донне, мальчишка влюблен в Гарри с тех пор, как поступил к ней на работу. Сколько ему лет? Двадцать пять? Выглядит моложе. По идее, Гарри уже должен был работать в Хогвартсе, когда он там учился, но Гарри его не помнит.

Это – дурная идея. Хуже быть не может. Еще не поздно переместиться в маггловский клуб.

Ледяной ветер со снегом врывается с улицы, вздымает мантии. Гарри, морщась, оборачивается – неужели Донна на этот раз забыла приписать к вывеске «Закрыто на частный банкет»?

Он застывает, будто пораженный Обездвиживающим проклятьем. На пороге стоит Эггзи. В зимнем плаще, но без шляпы, красный с мороза, волосы совсем золотые в теплом свете свечей.

Он не один.

В сознании Гарри рисуется типичная сцена из маггловских фильмов: в комнате воцаряется тишина, все глаза устремлены на нарушителя спокойствия, играет тревожная музыка… Нет. Это – не маггловское кино: никто, кроме пары гостей, не замечает появления присыпанных снегом студентов, да и те сразу же отворачиваются к собеседникам и бокалам.

Эггзи и его спутник перешептываются. Тот толкает его локтем в бок и кивает на Гарри исподлобья.

– Профессор, – Эггзи подходит к нему. – С Рождеством.

– С Рождеством, молодые люди. Давайте сядем, – предлагает Гарри. Его голос звучит удивительно ровно, словно выпитый виски испарился из организма.

Они садятся за столик в углу. Эггзи нервно вертит в руках шляпу. Второй мальчик смотрит на него спокойно, ждет, пока он соберется с мыслями.

– Это – Виктор, – говорит Эггзи. А то Гарри не узнает пятикурсника собственного же факультета. Мистер и миссис Ричардсон, ярые фанаты квиддича, назвали своего сына в честь восходящей – в те годы – звезды Болгарии, Виктора Крама. Гарри понятия не имеет, откуда у него в голове имеется этот факт. – Виктор и я… Мы…

– Эггзи – мой парень, – мягко улыбаясь, заканчивает за него Виктор.

Как будто это не очевидно.

– Я решил, что должен вам сказать, – Эггзи бросает на Виктора немного раздраженный взгляд: он хотел сказать все это сам, видимо. – Мы уже почти два месяца... В общем. Я не мог больше скрывать. Простите, – до Гарри не сразу доходит, что он имеет в виду место и время. «Простите, что вторгся на вашу вечеринку без приглашения», вот что Эггзи имеет в виду. Его вежливость так же непредсказуема, как цунами.

– А зачем вообще было скрывать? – Гарри не помнит, когда ему в последний раз было так неловко. Разве что в Шармбатоне: однокурсники решили подшутить над новичком, заставив его мантию исчезнуть, и ему пришлось идти без штанов через всю школу, потому что, в отличие от Хогвартса, тамошние спальни были защищены от заклятий Призыва.

Да, пожалуй, именно тогда: сейчас он ощущает себя ровно на шестнадцать.

Смешно. Это – секрет Эггзи? Серьезно? Это? Но драка… Драка не вписывается. С трудом верится, что Виктор Ричардсон способен поднять руку на однокурсника, и тем более – на кого-то, кто ему нравится.

– Я не был уверен, что вы поймете. Боялся, что вы станете относиться ко мне хуже.

О, дьявол. Он не шутит. Он и сейчас боится: его почти трясет. Одобрение, принятие Гарри для него настолько важно.

Эггзи вырос среди магглов не самого лучшего сорта. А потом – среди чистокровных, тоже – не лучшего сорта, не считая, разумеется, мисс Мортон. Чертовски логично. В некоторых аспектах жизни разница поколений проявляется не так очевидно. Профессор Харт, вы – недалекий мудак, и вам самое место в Хаффлпаффе.

– Мистер Анвин, – Гарри проводит рукой по лбу, закрывает на секунду глаза: как же странно – испытывать одновременно ревность и облегчение. – Подумайте сами: как вашего преподавателя, меня интересует в первую очередь ваша успеваемость, и до тех пор, пока ваша личная жизнь на нее не влияет, я спокоен. А если хочешь знать мое личное мнение, Эггзи… Это совершенно нормально, – Гарри смотрит ему в глаза, выдавливает ободряющую улыбку, подчеркивает – хотя это и не нужно – смену обращения; все-таки это ужасно, отвратительно неловко – говорить с ним о таком в присутствии третьего. Даже если Эггзи этому человеку доверяет, как…

Гарри изучает Виктора, пропускает все, что знает о нем, сквозь призму новой информации. Вот уж на кого он никогда не думал. Не то чтобы Гарри имел привычку задумываться об ориентации своих подопечных…

Впрочем, с девушками он его ни разу не видел. Аргумент.

Гарри рассматривает тонкую шею и запястья, увешанные тяжелыми металлическими украшениями, нарочито растрепанные волосы, магически окрашенные в черный, значок с эмблемой какой-то новомодной маггловской рок-группы, прицепленный бахвальски поверх нашивки Рейвенкло на шарфе. Вспоминает, что Виктор играет на каком-то музыкальном инструменте. Не может вспомнить, на каком именно.

Гарри ему завидует.

Вот так, просто и спокойно, он признается самому себе, что завидует тощему пятнадцатилетнему пацану. Потому что тридцать лет назад на его месте с легкостью мог оказаться он сам.

– Эггзи, – повторяет он и привычным уже жестом опускает руку ему на плечо – широкое, мускулистое плечо квиддичного вратаря; зимние плащи скрывают разницу, но без них Виктор кажется болезненно худым и неестественно длинным по сравнению с Эггзи.

– Я… Спасибо вам, профессор. – Эггзи заливается краской: теперь ему стыдно, что он переживал из-за такой глупости. Хорошо. Этот стыд он заслужил... Нет. Это несправедливо. Не заслужил. У каждого этот период проходит по-своему; если Гарри повезло не стыдиться себя – не значит, что у Эггзи должно быть так же.

Мальчишки желают Гарри хороших праздников, кивают на прощание. Виктор, в отличие от Эггзи, не смущен ни капли. Он, кажется, не совсем понимает, почему Эггзи это вообще было нужно.

В дверях Эггзи пропускает его вперед, ненавязчиво касаясь рукой его спины, а потом оборачивается, перехватывает взгляд Гарри, дожидается улыбки и кивка: все хорошо.

Все хорошо, мой дорогой мальчик, тебе совершенно не о чем переживать.

Гарри ежится от нового порыва холодного ветра и аппарирует прямо к барной стойке, рискуя расщепить себя и парочку приятелей Софи заодно. Никакого секса. Никаких маггловских клубов. Много, много алкоголя.

* * *

Следующие пять дней Гарри проводит в неразрывном цикле опьянения и похмелья. Мерлину даже надоедает над ним издеваться. Донна тоже молчит: Гарри всегда подозревал, что она в совершенстве владеет Легилименцией, просто скрывает, сучка.

Эггзи впервые проводит зимние каникулы в школе, не с матерью. Он добавил свое имя к списку остающихся в Хогвартсе учеников в самый последний момент: откуда Гарри было знать?

Теперь-то он, конечно, знает. И причину знает тоже. Высока вероятность, что матери Эггзи еще ни о чем не сказал. Наверное, это должно льстить.

Гарри уже тянется за бутылкой, но тут раздается скрип двери.

– Профессор, с Новым Годом! – Эггзи заходит без стука, от чего Гарри успел отвыкнуть. Он, как стыдливый школьник, отдергивает руку от ящика стола, где скрывается маггловский скотч: запасы Огневиски уже уничтожены.

– С Новым Годом, Эггзи, – кивает он.

– Нам надо поговорить.

Звучит веско.

– Присаживайся, пожалуйста.

Эггзи опускается на самый край кресла, устраивает руки на коленях.

– Я дико тупил, – признается он.

– Что характерно, – язвит Гарри, и Эггзи смеется с ощутимым облегчением.

– Я имею в виду… Вы были правы. Мне нужно было сразу вам сказать. Я не знаю, какого черта тянул так долго. И… Дело не в Викторе. В смысле, в нем тоже, но… – в глазах Эггзи – любимая хитринка. – Фигня в том, что все началось с Чарли.

Брови Гарри едва ли не аппарируют на лоб. Эггзи снова смеется, на этот раз – слегка нервно.

[silverspoon]

– Да, да, я знаю. Все началось с того, что Чарли мне отсосал в раздевалке… Мы дрались, он на меня наехал, как всегда, а потом вдруг… А, да не важно. Поверьте, если бы не он, я бы, наверное, так и не парился из-за всего этого. В конце концов, девчонки мне тоже нравятся, я думаю, я бисексуал, – Эггзи задумчиво прикусывает губу и тут же снова улыбается: он принял себя. Изучил себя. И теперь излагает факты – как Гарри, теоретически, привычнее и понятнее. Рейвенкловский подход.

Гарри мечтает аппарировать куда-нибудь подальше отсюда. На такое он не подписывался. А ведь политика директора МакГонагалл звучала так прекрасно в теории: исключительно полезная работа, передача навыков юным умам, участие в формировании современного общественного магического сознания под эгидой реформ миссис Гермионы Грейнджер-Уизли.

Гарри пытается представить себе, как среагировал бы его собственный преподаватель трансфигурации, если бы он пришел к нему в шестнадцать лет с заявлением, что ему отсосал в раздевалке одноклассник – и не может. Сама мысль смехотворна.

Он едва не поддается соблазну поставить жирную точку прямо сейчас. Закрепить границу раз и навсегда: «Я – преподаватель, вы – мой ученик, мистер Анвин! За одни только выражения я мог бы снять с вашего факультета двадцать баллов!»

Эггзи перестает улыбаться. Гарри понимает, что неконтролируемо изменился в лице. «Старею», думает он.

Всего полгода назад он собирался доверить Эггзи свой самый главный секрет, но подходящий момент прошел. Сейчас… Нет, ничего не изменилось: он по-прежнему хочет, чтобы Эггзи знал. Но момент опять выдался неподходящий, увы. Зато у него есть другой «секрет», который вовсе не секрет, но Эггзи будет полезно его услышать.

– Я сам предпочитаю мужчин, Эггзи.

Мальчишка комично распахивает рот. Гарри склоняет голову набок, поправляет очки, смотрит на него с усмешкой. Эггзи мотает головой: он искренне поражен. Значит, те жаркие секунды в разбитой телефонной будке… Мерлин прав. Гарри – старый извращенец.

– А почему вы мне ничего не сказали?!

В голосе Эггзи столько праведного возмущения, что Гарри не сдерживает смеха. Проходит несколько секунд, и Эггзи осознает собственную глупость, и они смеются вместе.

Все хорошо. Все просто великолепно, мистер Анвин: вы всегда можете прийти ко мне со своими проблемами. Конечно. У нас ведь так много общего теперь. Давайте обсудим смазывающие заклинания и марки маггловских презервативов. Плюсы и минусы ролевых игр. Разницу между анальным сексом с женщиной и анальным сексом с мужчиной. Сборники порнографических колдографий. А потом, пожалуй, вернемся к третьей ступени анимагической трансформации.

Гарри откидывается на спинку кресла, когда за Эггзи закрывается дверь, и достает свою палочку: каштан, волос единорога, четырнадцать дюймов, негнущаяся – всплывает в памяти комментарий господина Олливандера. Сколько воспоминаний было ею стерто – не счесть. Модифицировано – и того больше.

Первое правило Манипулятора Памяти – не считать свое ремесло панацеей. Второе правило Манипулятора Памяти – различать работу с памятью и Легилименцию. Третье… Третье, шутил тренер, я не могу вспомнить: не повторяйте мою ошибку, не пытайтесь стереть память себе. Работайте только с тем, что знаете. Модифицируйте факты. Факты, пропущенные сквозь себя, не суть факты. Узнаю, что экспериментировали с собственными воспоминаниями – уволю к чертовой матери.

Гарри до сих пор улыбается, вспоминая первую лекцию. До сих пор не понимает этого соблазна: зачем стирать память себе, если можно стереть ее окружающим?

Эти размышления не связаны с Эггзи непосредственно. Просто мальчишка заставляет его думать, вспоминать, переосмысливать кое-что. Чувствовать, пожалуй, больше, чем он привык. Доверять – и испытывать на себе чужое доверие.

Гарри призывает из ящика стола пустую пробирку, касается палочкой виска и вытягивает длинную, густую серебристую нить. Закупоривает пробирку и возвращает ее на место.

Что там говорят про слизеринцев? Они знают, когда нужно атаковать, а когда – отступить и выждать. К слизеринцам – слизеринский подход.

* * *

Второго апреля Гарри с ужасом понимает, что честь подарить Эггзи на совершеннолетие традиционные карманные часы выпадает ему: Мишель и все ее родственники – магглы, родители Ли мертвы, а братьев или сестер у него не было.

Это – гораздо более серьезный жест, чем покупка новой гоночной метлы или роскошного набора Самопишущих перьев. Он означает признание совершеннолетнего мага полноправным членом семьи или клана. Многие семьи передают часы по наследству, но Харты издавна стремились подчеркивать индивидуальность своих наследников, и у Гарри дома хранится накопленная веками коллекция. Всем известно, что Мальчику-Который-Выжил часы подарила его будущая теща, Молли Уизли; Мерлин посмеивался, читая «Пророк»: мол, старушка Молли всегда славилась предусмотрительным радушием.

Эггзи – не Мальчик-Который-Выжил, а у Гарри нет дочери, на которой он хотел бы его женить.

Донна хохочет, услышав это, десять минут подряд. Утирает глаза рукавом мантии и заявляет, что после всего, что между ними было, Гарри обязан сделать из Эггзи честного мага. Почему бы не на совершеннолетие?

Гарри показывает ей два пальца – пожилая банши за ближайшим столиком шокированно охает – и аппарирует к себе домой. Большинство семейных ценностей он держит в Гринготтсе, кое-что осталось в доме родителей во Франции, но часы… Гарри любит часы.

Он проводит весь вечер над стеллажами. Вспоминает анекдоты и притчи, рассказанные матерью у камина в дошкольные годы. Вертит в руках собственные часы с весьма банальной гравировкой «Festina Lente, HUH»*, которая, впрочем, идеально отражает мамино чувство юмора и прекрасно подходит Гарри, хотя он по-прежнему терпеть не может свое второе имя, а уж в семнадцать с особенным упрямством отрицал его существование, как и высеченный на золоте завет.

Подарить Эггзи часы из коллекции Хартов – глупая идея, однако Гарри вспомнил об этом дополнении к подарку слишком поздно, а потом слишком долго провозился дома – все ювелирные уже закрыты. Гарри бросает насмешливый взгляд на мамину гравировку и аппарирует на Диагон-Аллею.

Дезиллюминационные чары, настройка очков под детектор щитов и антиграбительских заклинаний, смехотворная Алохомора на, собственно, витрину в «Золотых Горах», быстрая модификация памяти владельцу – пусть думает, что продал Гарри часы еще днем, – и он выходит из магазина с подарочной коробкой в кармане.

Ночью, сидя у камина в своих апартаментах в Хогвартсе, он отметает идею снабдить часы защитными чарами, миниатюрным Детектором Тайн или хотя бы каким-нибудь забавным сюрпризом. Лучше, если Эггзи зачарует их сам. Потом. Под руководством Гарри.

Он несколько раз выводит задуманную надпись на бумаге перед тем, как перенести ее на металл – он давно не писал с помощью палочки, ему не нравится, как искажается почерк. Он перебрал много вариантов гравировки – от крылатых цитат до простого «Эггзи от Г.Х.», и в конце концов остановился на первом, что пришло ему в голову; он давно хотел сказать это Эггзи, но момента не предоставлялось. Изъясняться письменно намного легче, в любом случае.

На следующий день он дожидается окончания урока аппарации (осталось всего одно занятие до пасхальных каникул; у Эггзи есть все шансы с первого раза сдать летом на лицензию, хотя пока ему не каждый раз удается материализоваться в назначенной точке) и занимает стратегическую позицию в коридоре. Радуется, что Виктору Ричардсону еще нет семнадцати: Эггзи покидает кабинет одним из последних, под руку с Роксанной, которая сразу же замечает Гарри.

– Добрый день, профессор Харт.

– Добрый день, мисс Мортон. Мистер Анвин, можно вас на минуту?

Эггзи ослепительно, благодарно ему улыбается – «основной» подарок от Гарри он получил еще утром, с совой. Гарри чувствует себя на все семнадцать, захлопывая за собой дверь ближайшего пустого кабинета. Нужно было просто вызвать его к себе, наверное. Вечером.

Это, вообще-то, торжественный момент. По традиции. Гарри очень хочется расслабить воротник мантии – он нервничает, будто в самом деле собирается… Черт бы побрал Донну.

– С днем рождения, Эггзи, – говорит он, протягивая коробку. Эггзи распахивает рот. Эта его привычка рано или поздно загонит Гарри в Мунго.

– Спасибо, профессор! Но вы же уже…

– В магическом мире есть традиция – дарить магу на совершеннолетие карманные часы, – терпеливо объясняет Гарри. Упоминать семейную подоплеку язык не поворачивается. Сам потом прочитает или расспросит Роксанну. – Откройте.

Эггзи подчиняется без вопросов. Снова открывает рот. Целую минуту изучает непривычный, совершенно не похожий на маггловские аналоги циферблат, и только потом замечает на обратной стороне гравировку. Читает вслух, медленно:

– «Эггзи: ты способен изменяться – а значит, способен преобразиться».

В его устах это звучит слишком… Слишком. Однако Эггзи должен знать, что Гарри думает о нем. Что высоко ценит слизеринскую приспособляемость, гибкость, острый ум, упорство в учебе, и верит в его способности – как на поприще анимагии, так и на любом другом: кем бы Эггзи не решил стать, у него это получится. Гарри надеется, что Эггзи уловит все нюансы его посвящения.

Эггзи молчит. Перечитывает, беззвучно шевеля губами. Бездумно перебирает пальцами золотую цепочку; «У меня ловкие пальцы», – вспоминает Гарри оброненное невзначай хвастливое заявление. Желание расстегнуть мантию вспыхивает с удвоенной силой.

– Профессор… – у Эггзи непередаваемое выражение лица. Он поражен, восхищен, растроган, он чувствует важность момента, даже если не ухватывает сути: Гарри невольно делает шаг вперед, как будто ему вдруг стало позволено наклониться и поцеловать смешной подвижный рот.

Он протягивает Эггзи руку, и тот после секундной паузы пожимает ее. Ему семнадцать. Они наконец полностью равны.